Алены насчет отношений Игоря с его, с позволения сказать, наставницей, все эти подозрения, которые Алену всегда исподволь мучили, не давая полностью раскрыться перед Жанной, вполне ей довериться, – неужели они истинны? И ровно год тому назад, когда начался бурный роман Алены и Игоря, Жанна просто на время посторонилась, чтобы дать своему юному любовнику потешиться на свободе (умная женщина понимает, что мужчине время от времени надобно гульнуть налево, и уж лучше она сама ослабит шелковый поводок, чем он натянет его до предела, рискуя сорваться, а то и срываясь с привязи), а теперь, то ли соскучившись по его жаркому телу, то ли приревновав к затянувшемуся роману с обезумевшей писательницей, вернулась к нему – точнее сказать, вернула его себе?
А может быть, Жанна и Игорь вовсе и не расставались? Может быть, все это время он ловко, энергично и умело (Господи, в его-то юные годы на всех сил хватит!) обслуживал обеих прекрасных дам постбальзаковского возраста? Но если от Алены Игорь все держал в секрете («Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь! Я ничего не буду объяснять!»), то с Жанной, быть может, обсуждал, какова та, другая, глупышка романтическая, доверчивая, ошалевшая от любви…
Ох, нет, даже думать об этом невыносимо!
Жара, пыль, июль, разбитое сердце. Жить неохота, но надо, потому что надо работать.
Надо срочно сдавать книжку. Новый детектив. Надо. Этого требует план издательства «Глобус», а главное – ненасытный, вечно голодный кошелек Алены Дмитриевой. В городе, в своей квартире, где постель, чудится, хранит запахи двух страстно слившихся тел, где бокалы тонко, хрустально звенят: «За тебя, мой любимый!» – «Нет, за нас!», где изо всех углов звучит эхо обожаемого голоса, из всех зеркал смотрят бесподобные черные глаза этого Нарцисса, где в шкафу валяется его футболка, в ванной стоит флакон с его любимым, но нелюбимым Аленой «Фаренгейтом», а в ящичке туалетного столика валяются пачки с его презервативами (в начале их романа Игорь осторожничал, а потом, узнав, насколько нравится его подруге то, что называется лукавым словечком «феллация», начал лениться надевать эти дурацкие штучки, беречься перестал, тем паче что понял: Деве с ее поистине кошачьей чистоплотностью вполне можно доверять даже в наше опасное и чреватое всякими неприятными неожиданностями время), в этой, стало быть, квартире, где морозилка холодильника забита креветками, ящик для овощей – авокадо, а бар – джином «Сапфир» (любимые лакомства любимого!), в этой квартире, где все – Игорь, Игорь, Игорь… о Господи, Игорь!.. – Алена не может пока ни жить, ни тем более писать. Поэтому она и сидит сейчас, мрачная, несчастная, забившаяся в угол сиденья, с ненавистью глядит в окно на всякие там березки-сосенки, мимо которых пролетает автобус сообщением Нижний – Работки, и высматривает придорожный указатель, на котором должно быть написано: «Река Шава». Как только указатель мелькнет, ей надо попросить водителя остановить автобус, подхватить вещички и выйти на обочину, пройти по ней метров тридцать, свернуть направо и еще через сотню метров оказаться в пансионате «Юбилейный», куда она
