завтра —подарю себя искристого.
«Не бойся ни любви, ни одиночества; бойся не понять самого себя».
Часть 2
Петля любви
И режешь женщину из своего ребра,
как Бог когда-то резал из Адама.
1. Очарованный
«Змейкой тело, грудь, соски…»
Змейкой тело, грудь, соски, —
тушь, эскиз.
Что задумчив?
Поседели виски?
Пальцы вылюбили кожу,
скул базальт.
Там за веками, быть может, —
дым-глаза?
Мякоть-губы,
эти губы – как хурма:,
плод запретный, но пригубленный —
дурман.
Шорох, шепот двух запястий
у волос.
Откровение ли, счастье
прорвало́сь?
Как дыхание – движение ресниц.
Озаренная, крылатая,
проснись!
Прикоснись губами к векам,
одари, —
в эту ночь свободой ветров
говори.
«Молчит, волнуется, смеется……»
Молчит, волнуется, смеется…
И сердце бьется под ладонью,
как у птицы,
и тихое дыханье рвется…
Ресницы вздрогнули и губы:
– Ты любишь?
– Да, конечно да.
Сквозь ночь проходят города,
летят снега, идут дожди,
колышутся в надеждах дни,
в надеждах, поисках, сомненьях,
в движении чувств и слов движении.
Взгляд растворился в потолке,
щека – к щеке, рука – в руке.
– Ты спишь, да?
– Нет.
– Но этот свет?…
Холодный свет, лиловый свет
от уличного фонаря,
бледней, чем зимняя заря.
Лучи безмолвьем говорят,
два тела – тесно: грудь к груди, —
нагих, сейчас открытых миру.
А мир молчит, окостенев,
бесстрастен взгляд, гвоздем к стене
прибита лира.
«Сплетенье рук, волос сплетенье…»
Сплетенье рук, волос сплетенье.
Слова сейчас – как преступленье,
лишь – вырванный из тела стон.
В сплошном движении нет движенья,
прикосновенье – как мгновенье,
растянутое в долгий сон.
Мы падаем куда-то вместе?
Летим? Скользим? Плывем?
Не то…
Мы – в вечности,
мы сами – вечность:
мы – всё сейчас,
а все – никто.
Никто!
Осыпались назад
свои же страсти, беды, боли,
вкус меда, горький запах поля,
хулители и дудари.
И только память повторит
сплетенье тел, туман в глазах,
вразлет взметнувшиеся брови
и вкус соленый на губах
твоих ресниц…
Как откровение стихий,
обрушивающихся
