любопытствует, к каким мыслям меня зазеркалье подталкивает. Мнение мое ему что верблюду колокольчик, да и что ученик подскажет мастеру? Но ход мыслей подопечного он знать и корректировать должен, чтобы оправдать предназначение.
Я версию пока не сформировал, потому изрекаю что-то интуитивно общими словами о происках охранки, отвлечении внимания от чего-то более важного и тщательно ложей скрываемого.
– Да? – уточняет он, и непонятно, чего в голосе больше: сарказма или иронии. Утвердительно киваю – однозначно, мастер! Судите сами: три оборотня за раз в одной точке – это не прокол, а скорее провокация, действие умышленное, против ордена спланированное. Наставник, вижу, соглашается, но кривится: не нравится, что трех поросят называют оборотнями. Ворчит раздраженно. Не оборотни, дескать, а вовлеченные. Вовлеченные! Как понимаешь, брат Фатум? С этими словами он разворачивается, губы под забралом сжаты твердо в две сухие полоски и добавляет: – Все мы здесь оборотни, посади меня в виману[3]!
Потом мастер-наставник глаголет истину, с раздражением глядя сквозь стекло и самого бюргера в неведомую чужому взору даль. Он напоминает, что вовлеченные прежде всего жертвы подлой лжи и не менее подлой ложи, и что кому-кому, а мне бы это стоило помнить, сам ведь когда-то сидел перед дознавателем. Я не спорю, ибо бессмысленно. Прав брат Грез, конечно. Было дело, только меня не за подготовкой к теракту взяли, а после успешной диверсии в некой лаборатории. Оценили, так сказать. Сидел я, как и Наф-Наф в комнате с обшарпанным столом посередине. Кожу приятно холодила ткань шикарной сорочки, на белоснежной манжете которой подозрительно алело едва заметное пятнышко, ныли разбитые кулаки, а перед носом лежала папка с крупной округлой пиктограммой.
– Вовлеченный, гм-м-м, Фатум, – за плечом, заставив вздрогнуть, возник седой и крепкий еще мужчина. Он походил на откормленного и довольного жизнью кота, вальяжного, пресыщенного лаской и лакомствами.
– Не оригинален, – он обошел меня по кругу. – Распространенный псевдоним. Сам подбирал или подсказал кто? Ты на моем веку пятый или шестой Фатум. И что вас тянет называться чужими героями? Раньше как звали? До вовлечения? По-настоящему? Помнишь?
Я смотрел прямо перед собой, прикидываясь посторонним. Дознаватель был противником хитрым и опасным, и мы были по разные стороны цивилизационного рва.
– Вижу, подзабыл, – он сел передо мной и повертел пальцем у виска. – В твоей голове присутствует кое-что, воздействующее на определенные нейронные цепи, и ты знаешь об этом. Твои собратья по несчастью называют ее голосами в голове. Безотказная штука, правда? Тебя воротит от нее, и мне о том известно. Боевая программа – искусственная зараза, и твой мозг еще пытается с ней бороться, но, вот беда, нет для нанитов[4] антител. Не дошла до такого мать-эволюция. Гм-м-м. Никогда не задавался вопросом, почему ложа выбрала тебя?
– Ложа? – переспросил
Вимана – санскр. – гипотетический летательный аппарат, описанный в древнеиндийской литературе.
Наниты – гипотетическое – роботы, размером сопоставимые с молекулой, обладающие функциями движения, обработки и передачи информации, исполнения программ.
