Гарик, раскрепостись!» Задумчиво выпивают. Каспаров делает ход. «Вам мат, коллега!» Оба снова тянутся к бутылке, – включился в разговор Веня.
Зарисовка Венедикта привел Евсеева в восторг. Он расхохотался.
– Аплодисменты!
В каптерке завхоза под потолком устойчивым перистым облаком мирно парил табачный дым. В центре журнального стола с облупившимися ножками стояло овальное блюдо из фарфора. В него тонкими дольками заботливо уложили докторскую колбасу, вымытые огурчики с пупырышками и мясистые помидоры в капельках воды. Вокруг блюда расположились разнокалиберные стаканы и фаянсовые кружки, наполненные красным вином; видавшие виды алюминиевые вилки с волнистыми зубцами и наполненная окурками литровая банка из стекла. Белая десятилитровая канистра из пластмассы стояла под столом у ног молодого мужчины. При появлении Евсеева и новых гостей мужчина подвинул свой стул к белокурой незнакомке с пышной грудью под синей кофтой из мохера. Та в свою очередь, тарахтя ножками табуретки по дощатому полу, отодвинулась к даме в квадратных очках и бардовой шляпе «котелок». Дама с царственным видом держала в одной руке стакан вина, в другой вилку и насаженный на зубец ломоть колбасы. Стакан вина, колбаса и шляпа на голове по замыслу должны были сражать мужчин наповал. В татарских глазах «царствующей особы» плясали блядские огоньки.
– Судя по размерам канистры, ваша любовь к Лучано Паваротти и Джузеппе Верди почти безгранична, – заметила Тамара Петровна.
– Любовь к искусству – вот что безгранично, – ответил мужчина. В нем Скутельник узнал давешнего «качка» с гитарой.
Тамара Петровна представила Венедикта собранию. В женском обществе произошло легкое оживление. Дамы предлагали место подле себя, но рука завхоза легла на плечо Скутельника, и тот плюхнулся на стул рядом с «качком» и его канистрой.
– Закончим прения, приступим к торжественной части заседания! – объявил Евсеев. Он предложил тост за итальянского тенора. Выпили. Тамара Петровна пригубила.
– Да ты не пугайся, Венедикт, – успокоил Скутельника «качок», которого звали Юрий. – Мы не идейные идиоты. Паваротти – только повод. Не было бы его, выпили бы, – Юрий посмотрел на отрывной календарь на стене, – за именины Кириака и Феофана. Да мало ли.
Он встал, сделал два шага и отодвинул занавеску на бельевой веревке. Венедикту открылись длинные стеллажи, уходящие вглубь комнаты. Что на них лежит было не разобрать, но на переднем виднелись тома «Большой Советской Энциклопедии» в синей обложке.
– В час досуга, когда заедает бытовуха, а душа просит, нет, она кричит: «Дайте, дайте же мне праздника!» Анатолий Дмитриевич раскрывает одну из этих замечательных увесистых книг и листает страницы, отыскивая какого-нибудь замечательного человека или замечательное событие в жизни всего человечества. Ибо, как известно, когда мы выпиваем по поводу – это праздник, а без повода – бытовая пьянка. Мы не пьяницы, верно? – Юра протянул руку к гостям завхоза в поисках поддержки.
– Боже
