так как они уже более пишут перспективныя вещи, корабли, пристани- как например Зием, Изабей и др., что уже не в моем жанре, то и нахожу говорить о них излишним. И так, соображая все это я пришел к заключению, что по настоящее время художники пейзажисты делятся постоянно на две категории: одна увлекалась всегда идеей, мотивом, а другая пробовала и пробует фотографически передать натуру. Думаю, что всякая из них- крайность, всякая из них ошибалась преследуя таким образом исходную цель искусства только вполовину. Задача художника изображением предметов существующих в природе передать свою мысль. Иначе же он становится чем-то в роде фотографического объектива- не более. Думаю, что это известно давно уже всем, иначе не было бы столько композиторов. Но нужно сказать и то, что идею можно передать в легком эскизе, в десятке линий, личное воображение зрителя докончит остальное. Но тогда зачем же живопись, зачем искусство. Если мы смотрим на натуру, например на восход солнца, на движущуюся наносную тень от облака, то тут уже нет места для воспроизведения этого момента в уме, в воображении. Он целиком готов, его видишь как он есть и только. Думаю, что это исходная степень и в искусстве. Если художникам удастся когда либо, передать свою мысль, путем вернаго изображения предметов заимствованных из природы, не насилуя ни формы, ни цвета их, то полагаю, что это было бы высшим пределом искусства. Я неговорил еще о целом ряде теорий и учений разных, которыя проповедуются каждым в особенности известным художником. Нахожу распространяться об этом излишним, так как это почти всгда уловка, которой стараются прикрыть свой недостаток. Так, Коро говорит что в натуре рисунка неважно, неважно ничего, только общее и общее, все мягко, стушевано и стушевано, поэтому он и не рисует ничего. Ахенбах проповедует, что дерево, неболее как пятно в картине и нет надобности стараться передать характерную черту дерева, лишь бы было дерево и только. Обыкновенно слышишь, что нужно жирно писать, тепло, светло, сильно, легко, собирать свет в середину картины, или держать два, а в середине тень, даже три, четыре как советуют в Карлсруэ, так что такую композицию назвали сами немцы (нем. Нрб.)-омъ. Все это мне кажется педантическим вздором, нестоящим внимания. Что касается меня, то я извлекаю пользу из всего виденнаго преимущественно ту, что намерен избегать тех недостатков, которых немало в каждом художнике. Невидя их в картинах, и не сравнивая картины между собой, часто диаметрально противоположных по своим достоинствам и ошибкам,– трудно было бы остерегаться всего этого, тогда как при этом условии каждая картина – есть живое поучение и сильная критика и на самоё себя и на других. Относительно моих занятий, я должен сказать, что работаю уже давно, написал две большия картины, Гурзуф и Алуштинскую долину из своих этюдов Крыма, которыя и послал в Россию. Теперь делаю несколько эскизов, и еще две довольно большия вещи, которыя надеюсь кончить к нашей годичной академической выставке. Хочу вскоре отправиться на натуру и попробовать