хотя со стороны могло показаться, что одинокая дама развлечения ради пытается запихнуть телефонную трубку в раскрасневшуюся ушную раковину.
– Ну, конечно, будут, – засмеялся Александр Александрович, громя зубами хлебо-мясо-томатное сооружение, – Обычная полостная операция.
– А сердце? Ты мне не ответил, что с сердцем?
– Да нормально всё с сердцем, не болит. Чувствую себя….
– Да я слышу, как ты себя чувствуешь, – негодовала на чавкающего жениха невеста, которой кусок не то, что в горло – в голову не полез бы. – Тебе сердце будут останавливать?
– Пока не знаю, Ангел мой. Врач ещё не решила, – завмастерской твёрдой рукой смахнул с упитанных колен то, что потерял дырявый рот.
– Не решила? – одинокую кухню шваркнуло женским визгом. – А с каких пор она распоряжается твоим сердцем?
– Ангелочек, – примирительно начал Бордюров, – Не переживай ты так, всё у меня хорошо. Ты же завтра приедешь?
– Приеду….
– Вот сама и спросишь. А ты во сколько приедешь?
– Во сколько можно?
– Пока с трёх до восьми. Зато после операции – в любое время!
– Господи! – Ангелину Ароновну словно кто по седому темечку неожиданно ладошкой саданул. – А операцию-то на когда назначили?
– Денька через два-три, – умаянный пищей Александр Александрович, растекшись по заправленной койке, отрешённо уставился в сумрачный потолок. – Скучно здесь, Ангелуся, один я в палате как сыч.
– Так тебя только положили, – засмеялась невеста, – А он уж соскучиться успел!
– А я без тебя всегда скучаю, – замурчал жених, переваливаясь на особо урчащий бочок.
– Тебе одноместную палату дали? Это, наверное, дорого?
– Двухместную, – завмастерской вернулся на спину, – Сосед на операции, говорили, послезавтра привезут.
– Ну вот, – повеселела Ангелина, – Дай Бог, чтоб человек хороший оказался. И я приезжать буду! Скучать не придётся!
– Ага, – пространно согласился Бордюров, слипаясь глазами.
Про особенности реабилитации перенесших шунтирование он решил любимой не докладывать. Чего раньше времени волновать? Да и не так всё и сложно, если верить Изабелле Игоревне. А чего ей не верить? Ей. Её медовому голосу. Подумаешь, денёк в реанимации, денёк в палате исключительно лёжа с катетером и капельницами в обнимку.
– Мы вас на ноги быстро поставим! – усмехнулась медовая врач, подразумевая то, что играть в бедного больного Бореньке никто тут не позволит. – Движение – жизнь! – заключила она, выпроваживая его из кабинета, а себя домой.
– Движение! Жизнь! – соглашался придавливаемый дрёмой Александр Александрович, воображая, как он после операции будет резво носиться по ступенькам театрального училища.
Возможно, на радостях он даже наградит щелбаном неприлично гладкий для его возраста лоб зазнайки Коромыслова. И тут же убежит!
