Неизвестный Солженицын. Гений первого плевка. Владимир Бушин
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу Неизвестный Солженицын. Гений первого плевка - Владимир Бушин страница 39
Что же касается остальных писателей из тех четырнадцати, то у них[86] благополучно выходят многотысячными тиражами новые книги, издаются двухтомники и трехтомники, а у кого и собрание сочинений, они избираются в руководящие органы Союза писателей, писательских партийных организаций, ездят в длительные заграничные командировки, получают разные литературные премии вплоть до Государственных и Ленинской и т. п. – словом, похвалы из-за океана ни печального и никакого другого последствия для них не имели. Все это Солженицыну, конечно же, известно, ибо это известно всем, кто интересуется литературой. И очень наивным покажется нам человек, который все-таки спросил бы: «Так зачем же ему умолчания, намеки – вся эта копеечная таинственность?» Как зачем! Ведь то-то заманчиво, то-то сладостно вообразить и внушить другим, будто тебя так боятся, так опасаются, считают до того страшным, что стоит тебе хоть раз кого-то похлопать по плечу, как этого человека – не единомышленник ли?! – тотчас хватают и волокут на эшафот. Так что солженицынская похвала с умолчанием – это похвала прежде всего себе, а не кому другому.
Не вынес даже Абрам Терц…
Есть у помянутых похвал и другие странности. Так, очень странно похвалил мэтр тех, не названных по именам, «пять, нет, шесть» писателей. Уровень их творчества он характеризует следующим образом: «К такому уровню стремились русские классики, но не достигли никогда: ни Тургенев, ни Некрасов, ни Даже Толстой». Иначе говоря, помянутые «пять, нет, шесть» превзошли классиков. Как это им удалось? Учитель готов разъяснить: «Потому что они (классики) не были крестьянами. Впервые крестьяне пишут о себе самих».
Трудно было поверить своим ушам, но факт оставался фактом: заморский теоретик возрождал старую-престарую, времен призыва ударников в литературу, концепцию, согласно которой о рабочих лучше всего может (и должен) написать рабочий, о крестьянах – только крестьянин, о бухгалтерах – бухгалтер. Адепты сей ветхозаветной концепции пренебрегали тем, например, непостижимым для них фактом, что Толстой, не будучи крестьянином, оказался, однако же, «настоящим мужиком» в нашей литературе; игнорировали они и то, как проникновенно и правдиво поведал Лев Николаевич о жизни мерина Холстомера, – а ведь, по их понятиям, никто не может писать о меринах лучше, чем сами мерины.
При виде попытки восстановления столь ретроградной концепции не утерпел даже бывший советский критик Андрей Синявский. Ну, тот самый, что когда-то в нашей печати с пеной у рта призывал лелеять и холить советскую
85
На эту мысль наводит то место в книге Н. Решетовской, где она пишет (с. 166), что Солженицын из-за отсутствия интереса не смог дочитать до конца роман Г. Владимова «Три минуты молчания», подаренный ему автором.
86
Мы не называем их имена лишь потому, что есть основание сомневаться, насколько им приятно числиться в «сборной», составленной тренером Солженицыным. –