как на нашего Гешку, – сказал Плинтус, карабкаясь на фонарный столб, чтобы лучше разглядеть героя.
– Чем похож? – спрашивали ребята снизу.
– Ну так, вообще, сходство имеет, – отвечал сверху Плинтус, – ну вот нос, например, в точности…
– Совсем как у Гешки: посередке лица, – смеялись ребята.
Кто-то дернул Плинтуса за ногу, и он свалился со столба на снег.
– А Гешки самого нет и нет, – вздохнул Званцев.
Люди поднимались на легкую дощатую трибуну. Начались речи. Герой прикладывал руку к козырьку и с доброй смущенной улыбкой слушал приветствия.
Ане Баратовой поручено было сказать приветственное слово от школьников Северянска. Она поднялась на трибуну, не чуя под собой ног, и чуть не споткнулась на ступеньке. Пар от дыхания поднимался со всех сторон. Сквозь него Аня видела раскрасневшиеся лица. Толстый Плинтус вдали одобрительно подмигивал ей.
– Дорогой товарищ Черемыш, – начала она, – мы, школьники Северянска, и все пионеры и вообще все ребята очень рады, что такой, как вы, являетесь герой…
Она говорила и чувствовала, что заглатывает слова, и морозный воздух жег ей горло. Она говорила и боялась, что летчик остановит ее и спросит: «Ну хорошо, а где же мой брат Гешка?»
Но летчик ничего не спросил, не перебил Аню. Он выслушал ее речь до конца и сам попросил слова. И когда все наконец угомонились, он густым негромким голосом, слегка напирая на «о», сказал:
– Вот что, товарищи, родные мои земляки! Я ведь тут недалеко, в Холодаеве, родился. Вы это, товарищи, напрасно уж так меня восхваляете. Тут дело не во мне. Я же не сам по себе вот такой стал. Кому я обязан всем, товарищи? Партии я обязан. Это прежде всего. И нашей Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Вот кто меня воспитал и создал. Понятно? И вам всем обязан, товарищи, тоже. Я так скажу, что все мы с вами, как говорится, одним миром мазаны, одной нашей великой семьи питомцы, все мы кругом друг другу здесь родня. Вон как ребятишки теперь говорят – друг-дружкины мы. Вот как я полагаю.
Тайна раскрывается
Когда Аня вернулась домой, она, как всегда, заглянула в почтовый ящик на дверях, нет ли чего. Писем она ни от кого не получала. Но отцу присылали журнал из Москвы. На этот раз в ящике оказался маленький конверт, склеенный из обертки от тетради. Он был адресован ей, Ане Баратовой. Она узнала почерк Гешки, круглые большие буквы с толстым нажимом, как у брата.
«Аня, добрый день. Прошу, пожалуйста, тебя прийти сегодня вечером в 8 часов в горсад за каток, где летом музыка сидит. Есть очень важное скорое дело. Никому не говори. Я буду ждать. Не думай что-нибудь такое, я без глупистики. Но тебе я доверяю».
«Что еще такое, что это за тайны такие?» – рассердилась Аня или, вернее, подумала, что она очень сердита. А на самом деле обрадовалась, что Гешка нашелся. И, может быть, наконец она узнает, почему Гешка так изменился за последнее время. Вероятно, тут есть что-нибудь. Она отпросилась из дома. Ей пришлось сказать, что она идет по делу в школу.
Было
