коварным сердцем, с ложным языком…Предчувствие ранней смерти утверждается в нем как нечто непреложное:
Душа моя должна прожить в земной неволе
Недолго. […]
А силы молодые кипят, и вместе с ними – радость жизни:
Как землю нам больше небес не любить?
Нам небесное счастье темно…
Пространное, исполненное мыслей и чувств, стихотворение «1831-го июня 11 дня» – по сути, философская поэма. Удивительно, как глубоко, открыто и проникновенно пишет юноша, которому еще нет и семнадцати лет!..
Моя душа, я помню, с детских лет
Чудесного искала…
………………………..
Как часто силой мысли в краткий час
Я жил века и жизнию иной,
И о земле позабывал. Не раз,
Встревоженный печальною мечтой,
Я плакал; но все образы мои,
Предметы мнимой злобы иль любви,
Не походили на существ земных.
О нет! все было ад иль небо в них.
Его существо – огонь, стихия огня – уже захватила душу, и этот внутренний пламень непомерной плотности и жара не только полет воображения, но и сила мысли. Земные желания, впрочем, отнюдь не оставляют поэта:
Известность, слава, что они? – и есть
У них над мною власть, и мне они
Велят себе на жертву все принесть!..
…………………….
Но верю им! – неведомый пророк
Мне обещал бессмертье, и, живой,
Я смерти отдал все, что дар земной.
Важное признание – и ясное понимание себя и своего предназначения; – и какая смолоду ответственность за свой дар!.. «Известность, слава» – только зовущие вехи на пути, мираж, который исчезает, когда приближаешься к нему, к еще невидимому, но единственно настоящему – «бессмертью»; и поэт жертвует всем в своей жизни, все отдает «смерти», чтобы обрести то, что обещал «неведомый пророк». Этот жертвенный путь – от земли к небу:
Но для небес могилы нет.
Человек, он немного долголетней цветка, а в сравнении с вечностью «равно ничтожен».
………….Пережить одна
Душа лишь колыбель свою должна.
Так и ее созданья…
Поэту чудится берег реки, быстрая вода, волны, одиночество свое, «пустынный шум», что «рассеивал толпу глубоких дум»:
Тут был я счастлив… —
любовь прошедшая ему вспоминается, и хочет он ее позабыть в другой любви – но не может.
Никто не дорожит мной на земле,
И сам себе я в тягость, как другим;
Тоска блуждает на моем челе.
Я холоден и горд; и даже злым
Толпе кажуся; но ужель она
Проникнуть дерзко в сердце мне должна?
Зачем ей знать, что в нем заключено?
Огонь иль сумрак там – ей все равно.
Замкнутость и отъединенность от «толпы», любопытной и равнодушной, – что это как не спасительная ограда; он потому так холоден и горд, что свободен в самом себе и не желает метать бисер перед свиньями. Оберегая
