хитро подмигнул Женька. – В очереди постоишь – себя покажешь, на других посмотришь. Верный способ с кем-то познакомиться!
Ларочка усмехнулась, отмахиваясь. Женька цитировал наставления мамы, которая в последнее время была озабочена устройством личной жизни «неоправданно одинокой для таких внешних данных и двадцати лет» дочери и частенько говорила глупости, над которыми Женька с Ларочкой украдкой посмеивались.
– А домой нам воду точно еще не скоро дадут, – продолжила серьезную тему сестра. – Указ есть специальный – приведите, мол, здания в порядок, тогда и воду получите. Подключать к водопроводу будут только тех, у кого внутри дома трубы исправны. А у нас в подвале сам знаешь, что делается: что ни труба, то сплошная ржавчина. И ремонтировать некому. Не дадут нам ничего – кому охота драгоценную воду на течь в трещинах растрачивать?
– А я ж говорил, отпустите меня учиться на что-то полезное, – не упустил возможность поворчать Женька. – Стану слесарем – половина проблем решится. А вы все – «школа, школа»… Да кто сейчас в девятый класс-то идет? Только белоручки и бездари!
Ларочка гневно сверкнула глазищами и помрачнела, как обычно, при упоминании Женькиного нежелания учиться. Буркнула зло:
– Не для того наши кровь проливали и Харьков освобождали, чтобы ты сейчас носом крутил. Не забывай – немцы считали, что больше четырех классов образования порабощенному населению ни к чему. Хотя бы назло им…
– Не начинай, – перебил Женька. – Сама знаешь – в газетах пишут одно, а на деле совсем другое было. В нашей школе все классы, вплоть до седьмого, функционировали, да еще и музыкалку некоторые ребята посещали.
– Согласна, – сестра решила зайти с другой стороны, – тут газетчики слегка преувеличили. Но ты пойми: одно дело – семилетка, другое – старшие классы. И потом, сам знаешь, уж кому-кому, а нам, по их немецкому разумению, не то что учиться, даже жить положено не было.
Вообще-то Ларочка была права – хотя бы назло мерзкой антисемитской политике следовало стать кем-то великим, а для этого, возможно, нужно было застрять на немного в звании школьника. Женька, собственно, и застрял, но пока никакой реальной пользы от занятий не ощущал, втайне мечтал о мореходке, а вслух – о нужной для семьи рабочей профессии.
– Отдыхаете? – Рядом остановилась незнакомая женщина в белом платке. В отличие от Женьки, она не побрезговала коромыслом и потому выглядела сейчас куда менее утомленной. – Я тоже здесь в тенечке всегда перед подъемом стою. Решаю, как лучше пойти. Хорошо, сейчас только о своих силах думать надо, а раньше ведь пойди еще угадай, где немцы со своей засадой притаились.
– Это точно, – доброжелательно кивнула Ларочка и отодвинулась, чтобы женщине было куда поставить ведра. А потом пояснила для Женьки: – Бывало, из последних сил дотянешь свою воду до верха, а там уже немецкая машина стоит. И отбирают ведра у всех, гады. У них был транспорт, позволяющий
