умудрялись устраивать в небольшой гостиной званые вечера.
«Дважды в год в нашем доме бурлили события – на Новый год и во время карнавала. На Новый год мы приглашали обычно несколько семей: Клее, Гроте и Альберсов. Иногда к гостям присоединялись Мухе с женой. Кандинский, обычно никогда не танцевавший, на Новый год делал исключение. К полуночи он превозмогал себя, как и Клее, и шел со мной на танцевальную площадку. Нашим коронным танцем всегда был вальс Штрауса «Голубой Дунай». Я готовила гостям холодные закуски, с которыми подавали шампанское. А 24 декабря мы праздновали в узком кругу – только с семьей Клее».
Вообще балы и вечеринки в Баухаусе любили. И подходили к их организации творчески. Когда новое здание Баухауса в Дессау было построено, 2 декабря 1926-го в актовом зале состоялся праздник, в котором участвовала тысяча гостей из Германии и из-за границы. В балах Баухауса принимал участие и молодой принц Анхальтский, «прекрасный танцор», как вспоминала Нина Кандинская.
А у самих Кандинских костюмированный праздник состоялся 8 марта 1927 года, в день, когда они получили немецкие паспорта. Режиссуру праздника взял на себя легендарный Оскар Шлеммер, который нашел для преподавателей маскарадные костюмы в Театральном фонде Дессау. Клее был на празднике восточным шейхом, Фейнингер – махараджей, Мохой-Надь надел униформу князя Леопольда Анхальтского, Марсель Брейер сам сшил костюм, пародировавший моду разных времен. Нина Кандинская надела короткое тюлевое платье, а Василий Васильевич – баварские шорты и фрак.
Семья Клее была самой близкой для Кандинских и в Веймаре, и в Дессау. «Тонкая стена отделяет рабочее пространство Кандинского от мастерской Пауля Клее», – писала Фаннина Халле. Кандинские и Клее даже не разделяли подвальные – технические – помещения и садовые участки. Но часто разделяли… трапезу.
Нина Кандинская описывает воспоминания сына Пауля Клее, Феликса: «Обычно за едой принято общаться. Только не у Кандинских. Кандинский сидел за столом как пророк, держа рядом с собой книгу, и во время еды читал. Я до сих пор помню, что на ужин был жареный картофель и ветчина. На каждый кусочек Кандинский намазывал толстый слой острейшей горчицы. Я был озадачен, потому что у Кандинских все было не как у нас. К ужину полагался крепкий черный чай. Еда была священнодействием – культом. Это произвело на меня необычное впечатление».
Еще один забавный момент случился во время обязательного дневного отдыха Кандинского. Нина в это время крепила на двери дома табличку «14.00–15.00 – закрыто». Но однажды именно в это время в двери постучал нищий. Нина рассердилась, подошла к окну и крикнула ему: «Вы что, читать не умеете? Между двумя и тремя часами не открываем!» На что нищий ответил: «Я не буду из-за вас прерывать свой маршрут».
Мы еще раз обходим дом, поднимаясь по узкой лестнице. Я держу в руках книгу Нины Кандинской:
«Нельзя сказать, чтобы мы с Кандинским были счастливы жить в архитектуре Гропиуса. Она имела ряд недостатков,
