трудно Вам было неимоверно. Со временем, правда, Вы втянулись в этот изнурительный марафон, отработали речевой ряд, но на первых порах…
Ваша нечеловеческая выносливость удивляла и восхищала.
Выступления, встречи, совещания, конференции, интервью в залах и на площадях. Правда, в некоторых фрагментах Вы начали повторяться, но сие мы относили за счет ретроградов, которым надо было упорно напоминать, вдалбливая новое мышление.
Очевидно, кто-то из непростаков Вам подсказал тему борьбы с алкоголизмом. Я подчеркиваю – не из простаков, ибо этим призывом Вы привлекли на свою сторону сразу две мощные общественные силы: женщин, как наиболее страдающих от сего зла, и не менее влиятельный слой – интеллигенцию. Не скажу, что всю, может, даже не большую, но зато – самую активную, национально заангажированную часть ее, которая смотрела в будущее. Будущее же виделось весьма сумрачным, если учесть количество потребляемого алкоголя, побившее все дореволюционные и послевоенные «рекорды». Словом, интеллигенция, сознающая свою гражданскую ответственность за сохранение здоровой наследственности нации, тоже стала под Ваши знамена.
Но, по нашему обыкновению, идея вскоре была скомпрометирована крайностями, вплоть до вырубки виноградной лозы. Грешили прежде всего на Лигачева. Меня тоже покоробила его фраза, брошенная сгоряча, кажется в Армении: мы, мол, не посмотрим на национальные традиции. Но я не верил, не верю и никогда не поверю, чтобы Егор Кузьмич когда-либо давал прямые указания на уничтожение виноградников.
Так или иначе, а образ «врага» (тут еще и Гдлян с Ивановым весьма своевременно постарались по другой линии) в лице Егора Кузьмича был создан и мастерски апплицирован на ту часть интеллигенции, которая, став под Ваши хоругви, искренне боролась за здоровье населения. Причем, тонко сместив понятия, ей приписали – что бы вы думали?! – великодержавные замашки.
Странно Вы повели себя в этой ситуации. По элементарной логике, знаменосец и автор идеи вроде бы должен отстаивать своих сподвижников. Вы же как-то незаметно ушли в сторону, оставив их в качестве мишеней для измываний «прорабам перестройки».
Может быть, именно тогда родилось что-то похожее на сомнение в Вашей искренности? Но в те времена моя вера была еще настолько избирательной, что я мог сомневаться в ком и в чем угодно, кроме Вас.
Это уже потом… А до того… до того я Вам, как и многие другие, верил безраздельно. Тем более что Вы приняли участие и в моей судьбе, которая одно время висела на волоске.
Мои взаимоотношения с властями на Украине складывались по-разному. Как и многие другие, попав в крестовину особого внимания в 60-е, я с тех пор то выныривал, то скатывался вниз, вплоть до неоднократного снятия с работы. А одно время после голосования против исключения известного во всем мире правозащитника Ивана Дзюбы из Союза писателей – я «загремел» так, что почти два года был «на творческих сухарях», само собой – без права печатания и выезда.
