фрукты, сыр, шоколад и домашний йогурт – с учетом строгости, с которой бабушка Эльза вела семейный бюджет, спартанского режима питания дедушки Вили и простого происхождения прабабки. После ужина подавали кофе, и все собирались в гостиной слушать радио. Слушали и Би-би-си, и итальянские радиостанции; новости неизменно вызывали всеобщее замешательство.
– Я знаю одно: немцам нужен Суэц. А значит, им придется идти в наступление, – настаивал Вили.
– Да, но сумеем ли мы их остановить?
– Разве что ненадолго. А дальше – кто знает? Генерал Монтгомери, может, и гений, но Роммель есть Роммель, – изрекал дедушка Вили.
– И что нам тогда делать? – вопрошала бабушка Марта, всегда готовая удариться в слезы.
– А что тут поделаешь? Ничего.
– То есть как ничего? Мы можем убежать.
– И куда же? – багровела Эстер.
– Куда-нибудь. Не знаю. Убежать, и всё!
– Но куда? – не унималась сестра. – В Грецию? Ее уже захватили. В Турцию? Мы только что оттуда. В Италию? Там нас бросят в тюрьму. В Ливию? Немцы уже там. Неужели ты не понимаешь, что, как только они возьмут Суэц, нам крышка?
– Почему сразу «крышка»? То есть ты все-таки думаешь, что они победят?
– Откуда же мне знать, – вздыхал Вили.
– Нет, ты скажи прямо. Они выиграют войну, придут и нас всех заберут.
На это Вили ничего не отвечал.
– Может, уедем на Мадагаскар? – подавала голос бабушка Марта.
– На Мадагаскар? Марта, я тебя умоляю! – вмешивался дядя Исаак.
– Или в Южную Африку. Индию. Будем всегда на шаг впереди них. Может, они еще и проиграют.
Повисла пауза.
– Не проиграют, – наконец сказала тетушка Флора.
– Раз уж ты так скора на язык, Флора, почему еще не уехала? – с нескрываемым презрением интересовалась Марта. – Почему ты здесь?
– Ты забываешь, что мне уже пришлось бежать.
Флора, задумавшись, глубоко затягивалась сигаретой, потом мечтательно и тоскливо выдыхала дым и, дотянувшись с края дивана, на котором сидела, до чайного столика, тушила в пепельнице окурок. Все взгляды обращались к ней, мужчины и женщины привычно гадали, отчего она все время носит черное, тогда как зеленый цвет куда больше идет к ее глазам.
– Сама не знаю, – прибавляла она, по-прежнему глядя на свою руку, которая продолжала медленно тыкать в пепельницу окурком, хотя тот давно уже погас. – Сама не знаю, – бормотала она. – Бежать-то некуда. Да и устала я убегать. И еще больше устала от раздумий, куда сбежать. Мир не такой большой. И времени мало. Уж прости, – она поворачивалась к брату, – не хочу я никуда уезжать. Я даже путешествовать не хочу. – В гостиной воцарялось молчание. – Сказать по правде, если бы я верила, что у нас есть хоть один шанс, я бы укрылась и в пустыне. Но я в это не верю.
– Такая
