намечаются? Он здесь целый Луна-парк затеял…
Ответа художник не дождался, но ничуть не был смущен.
– А вообще-то, дожил. Только что сдал заказ – мебель под Четырнадцатого Луя. Чтобы, значит, не хуже, чем в Версале. Вы бы видели этого заказчика! Его бы даже на версальской конюшне пороть отказались… Или вдоль рожи бы высекли, по ошибке. Идол еще ладно, отвлекусь…
– Простите? – Александр Петрович моргнул. – Идол?!
– Бревно видели? Как наш псих вещал? «Наполнылася зэмля його идоламы…» Между прочим, Коля угадал. Я этой мерзости не батька и не заводчик, но за год уже третьего истукана ваяю. Странная, признаться, мода у наших богатеев.
– Истукан? – очнулся Чисоев-старший. – Какой истукан? Зачем истукан?
Вместо ответа художник извлек из бокового кармана штормовки лист бумаги, сложенный вчетверо. Развернул, отдал Шамилю. Тот взглянул, поднес ближе к глазам:
– «Согласно законам иерархии, в любом пантеоне имеется верховный бог, часто с функциями громовержца, которому подчиняются все остальные боги. В этом смысле аварский языческий пантеон весь типичен…» Не понимаю, объясните!
– Рисунок – первый сверху. Аварский верховный бог-громовержец Бечед. Идол найден в позапрошлом веке, сейчас хранится в Эрмитаже. Если, конечно, не продали какому-нибудь коллекционеру…
Бывший классный руководитель качнулся к рисунку. Идол ему не понравился. Больно суров. Больно… Крепкая, безжалостная ладонь стиснула сердце. На миг перехватило дыхание. Таблетки лежали в кармане. Ничего, справимся – не впервой. Александр Петрович отвернулся, боясь не совладать с лицом. Ладонь разжалась, отпустила добычу.
– Ха!
На большее депутата и чемпиона не хватило. Лист вернул, голову склонил.
Нахмурился:
– Может, это я спятил, а? Может, это мне жену спасать надо? Дочь спасать, дело спасать? А я в Бечеда-мечеда играюсь?! Кто мне объяснит?
Желающих не нашлось. Ответила птица, промелькнув молнией над головами. Крикнула, умчалась ввысь. Эхом донеслось знакомое:
– Тюрьма каменна, ой, высока,
Ничего в ней не видать,
Только видно, только чу… чутко…
– Нож! – вспомнил Александр Петрович. – Должен быть еще нож, каменный.
Художник оглянулся:
– А? Так я же по камню не работаю. Дал Артуру адрес нашей мастерской, где памятники ваяют. Они ему хоть нож, хоть вилку, хоть «Мерседес» из лабрадора. Ладно, товарищи, хорош баклуши бить. Пойду аванс отрабатывать…
Дернул подбородком и был таков. Учитель смотрел, как «не-Церетели» идет мимо работяг, суетящихся вокруг валуна. Хмурился, кусал губы.
– Нож? – изумился Шамиль. – Нож-то для чего, Сан Петрович?
– Для кого…
Ответил, не думая. Перед глазами желтело хлебное поле – без края, без смысла. Узкий проселок, горячая летняя пыль. Маленький человек, сидевший у края дороги, оказался не слишком сговорчив. Но педагогика – великая наука.
– «Тогда
