дежурить первые ночи на могиле первым родичам и разжигать на ней костер, огонь всегда считался у славян проводником души в небесную Сваргу («сварга» и «звезда» одной этимологии). Со звездами связано жизненное начало человека, у каждого человека есть своя звезда, при рождении она появляется, а по смерти падает с небосвода. Севернорусская причеть: «…Как звезда стерялась поднебесная, / Улетела моя белая лебедушка, / На иное безвестное живленьице!»
Может, самая архаическая народная традиция – провожать на «тот свет», русское «тот свет», как ничто другое, подтверждает, архаичную веру в загробную жизнь. Смерти нет, есть возвращение в другой свет, «тот».
По народным воззрениям пребывание души на земле – временное, о земном бытии говорили «быть в гостях». Об умирающем говорили «домой собрался», а гроб в деревне до сих пор зовется «домовиной». На Русском Севере жизнь определяли так: «Мы здесь-то в гостях гостим, а там житье вечное бесконечное будет». Чтобы облегчить душе «вернуться», в месте, где лежит покойник, открывали двери, окна или заслонку в печи. Само понятие «душа» и то место, которое она занимает в русском языке, говорит и о мистицизме, и о русском космизме. Для него душа понятие простое и очевидное, как и то, что она вечна и нетленна. Для Европы загадочность русской души именно в этом, для европейца очевидно всегда было другое, первичность личности, Ego, и материи, у него вообще нет слова «душа», а есть «дух» (Geist), что в русском космосе совсем не одно и то же. В русском космосе нет Ego, и «личность» понятие поверхностное, вообще отсутствующее до XIX века, и почти такое же буквальное, как «физическое лицо», почти такое же иноземное, как «индивидуальность». Русский знает, что душа вечна, также как и то, что личность, «индивидуальность», смертна. В сказаниях Русского Севера водная преграда, разделяющая мир живых и мертвых, называется «Забыть-рекой». Пересекая ее на сороковой день после смерти, душа забывает все, что с ней было в мире живых, так уходит в «забвение» личность. У русских именно на сороковой день до сих пор совершается обряд окончательных проводов души умершего, умершей «личности».
Русскому духу чужд чисто западный ужас смерти, ужас западного экзистенциализма, и причина все в том же разрыве «коллективного бессознательного», в отсутствии в западном полярного пласта духа и традиции Воскресения. Только Север дает знание и экзистенциальный опыт того, что Ночь, Тьма вслед за смертью Бога, Солнца, неизбежны, но еще более веру, что Заря, Свет и сама жизнь, как производная, с еще большей неизбежностью возродятся вместе с воскресающим Богом, Солнцем.
Еще о «мистическом», а скорее, об архаическом: для русского вода – река, море, океан – является границей между мирами живых и мертвых. В народном сознании вода всегда опасная стихия, в воде обитает нечистая сила. В русском языке «море» из того же источника, что «мор» и «смерть». Возможно, исток этого в северном «коллективном бессознательном», в том, что Солнце в полярную ночь опускалось
