уверенная, что вскоре отправится домой.
– За что взяли-то? Ну шептала стишок на погоду, али запрещается? Дождик-то не лишний, всходы лучше пойдут…
Рот щербатый, бесцветные глаза бездушные, притворно-добрые, в глубине пустые. Седые, длинные, причесанные пятерней волосы, лицо улыбчивое, но отталкивающее.
– Смотри на меня, – Санара уже заранее знал, что сейчас увидит то, что ему не понравится, но уклониться от выполнения собственных обязанностей не мог, да сегодня и не желал от них уклоняться.
– Смотрю, только чего смотреть-то?
Она не боялась его. И никого другого – ни черта, ни бога, – потому что первое, что он вычислил, приковав ее взгляд к своему, это уровень скрытой агрессии в девяносто один процент. Максимальный, какой он когда-либо читал за все годы работы.
Ему было противно все, что, погрузившись в темную глубину чужого разума, он находил: она лепила домашние конфеты, добавляла туда дурман-приправу и раздавала соседским детям, отчего те чинили драки и досаждали родителям. Хихикала, когда те же самые дети приходили за новыми. Она резала чужие пальцы, капала кровью в стакан, осуществляла фальшивые привороты и потешалась над теми, к кому «суженные» не возвращались. Брала деньги за «полечить», но никогда не лечила, потому что не хотела и не умела этого делать, продавала слабительные порошки под видом средства от желудка, разливала на крыльце незнакомых людей масло в надежде, что те поскользнутся. И однажды взяла младенца-инвалида у растерянного папаши, не желавшего тратить жизнь на взращивание неполноценного отпрыска, пообещала, что вылечит и отправит в приют. Малодушный отец отправился врать плачущей жене, что ребенка украли – «ничего, мол, родим нового», а взятого за тридцать корон младенца Ида придушила подушкой…
Дальше он смотреть не мог. Мог. Но не стал.
Попросил тихо:
– Подойди ко мне, Ида.
«Ты не Ида. Ты гнида!»
Обхватил старушечье лицо руками так плотно, будто собирался притянуть к себе и поцеловать. Старуха недоверчиво замерла, неспособная предположить, с какой стороны дует ветер.
– А доказательств-то и нет, – дыхнула на него зловонным дыханием. – Придется отпустить.
Санара понял, что сегодняшнее грозовое облако – это хорошо, что оно пришло вовремя. Не придется бороться с чернотой, можно ненадолго дать ей волю.
– Ты… не…
Она все поняла, увидела по его глазам слишком поздно.
То резкое движение, которое Санара совершил руками, походило на крен стенок огромной мясорубки – треск костей; свернутая седая голова повисла на бок, мертвая Ида кулем осела на пол.
Кто-то перекрестился; заскулил закрывший голову руками Отто. Не сдержал рвотный спазм новый услужливый помощник.
– Я скажу… – теперь лепетал пират, и вся его внушительность разом улетучилась, – кого грабил, куда спрятал, все скажу…
Аид старался
