но дело так прекрасно и стоит того, что дает силы выдержать это. Самое прекрасное то, что все мои товарищи от Коменданта и до моего… говорят, что никто не смог бы так осуществить это дело, как этот австрийский поручик из Вены. …Мое самое большое достижение сегодня – это срыв дипломатических отношений между СССР и Польшей.
…Может быть, после окончания пропагандистской акции у меня появится возможность получить несколько недель отпуска для написания моей книги» (Wójcicki. «Prawda o Katyniu». С.78—79).
Б.Вуйцицкий утверждал, что письмо Словенчика однозначно свидетельствует о том, что Катынь – дело рук немцев. С этим сложно согласиться. Из письма следует лишь то, что Катынь рассматривалась немцами, как существенный пропагандистский козырь в борьбе против СССР. Этот момент подчеркнул сам Словенчик в разговоре с Ю.Мацкевичем (Мацкевич. Катынь. Глава 13).
Однако не следует преуменьшать значение Словенчика а, следовательно, и его письма в Катынском деле. Бывший австрийский поручик, потом венский журналист, с фамилией, явно имеющий славянские корни, постоянно акцентировал в разговоре с Мацкевичем, что он немец. Попав на службу в немецкую тайную полевую полицию в качестве пропагандиста, Словенчик всеми силами стремился доказать свою преданность Германии. Это явно прослеживается в тоне его письма.
О том, что Словенчик достаточно объективно охарактеризовал свою роль в Катыни, свидетельствует то, что буквально все прибывающие в Катынь делегации имели с ним дело. Грациан Яворовский (Gracjan Jaworowski), представитель Главного управления Польского Красного Креста в Варшаве, работавший в Козьих Горах в качестве члена Технической комиссии Польского Красного Креста с 8 мая 1943 г., в своем отчете называл Словенчика «комендантом объекта», сопровождавшим делегации («Zeszyty Historyczny», Paris (France), 1978 г., № 45. С. 4).
Особый интерес представляют несколько фраз в письме Словенчика. Прежде всего, та, где он утверждал, что является «изобретателем Катыни». Что Словенчик при этом имел в виду – свои предложения начальству по организации катынской пропагандистско-политической кампании или нечто большее, неясно. При этом надо иметь в виду, что Словенчик был убежден, что разрыв дипломатических отношений между СССР и Польшей – его заслуга.
Интересно, но нечто подобное 27 апреля 1943 г., т. е. через два дня после отправки письма Словенчиком, заявил сам рейхсминистр имперской пропаганды Геббельс: «…мы должны отражать подозрения, что мы якобы изобрели катынское дело, чтобы вбить клин в неприятельский фронт» (ГАРФ. ф. 1363, оп. 2, 4, д. 27 29).
17 апреля 1943 г. Й.Геббельс констатировал: «катынское дело приняло такой размах, которого он сначала не ожидал. Если бы мы теперь продолжали работать исключительно умело и точно, придерживались принципов, которые определены здесь на конференции, если бы мы далее позаботились о том, чтобы никто не выходил вон из ряда, то можно было бы надеяться, что нам удастся катынским делом внести довольно большой раскол во фронт противника» (ГАРФ. ф. 1363, оп. 2, 4, д. 27 29).
После сообщения
