события, к этому моменту я снимал уже больше года. Маленькая однушка на третьем этаже панельного дома на улице Дзержинского. Такие ничем не примечательные улицы с типовыми серыми девятиэтажками есть, я думаю, в каждом провинциальном российском городе. Одинаковые магазины, школы, дворцы культуры и неизменные названия улиц: Ленина, Победы, Дзержинского, Карла Маркса. Советское прошлое ещё долго будет создавать здесь особый дух остановившегося времени.
Окна моей квартиры выходили на небольшой тихий пруд, из которого спасатели-водолазы каждую осень вытаскивали очередного утопленника, решившего выпендриться перед друзьями и искупаться пьяным. Это действо неизменно проходило под наблюдением любопытных жителей дома. В майках и трико они с серьёзным видом и дымящей сигареткой стояли на балконах, заставленных старыми лыжами, выцветшими детскими санками и свернутым в рулон ковром. Стряхивая пепел в старую кофейную банку, они, как голуби, сидящие на жердочке, иногда недовольно вжимали от холода голову в плечи, кутаясь в халат и, досмотрев до конца историю с утопленником, пропадали с балконов, возвращались в полумрак своих бетонных комнат.
Аренда жилья обходилась мне в 6000 рублей в месяц.
С нашей семейной квартиры я съехал после сильной ссоры с мамой. В порыве бурного обсуждения, кем мне быть и что мне делать, я бросил, что больше так не могу и уйду из дома. Она ответила: «Скатертью дорожка».
Уже позже она призналась, что тогда не воспринимала мои подростковые слова всерьёз и думала, что это просто юношеская бравада. Но я не шутил. На моей банковской карте была небольшая сумма – 30000 рублей, и уже через четыре часа я подписал договор аренды и передал 12000 из них за первый и за последний месяц; ещё 6000 рублей взял в качестве комиссии агент. Так у меня в руках оказались ключи от первой в жизни отдельной квартиры.
Это была типичная советская однушка без мебели, с выцветшими грустными обоями в цветочек, неровно выложенным горчичным кафелем на полу в туалете и покрашенными белой масляной краской дверями на кухне. С потолка свисали, как два червяка, намотанные на железный крюк чёрные кривые провода для крепления люстры. Света в квартире не было. Это был тот реальный максимум, который я тогда мог позволить на свои сбережения.
После нашей просторной и уютной четырёхкомнатной семейной квартиры, где у каждого была своя комната, а холодильник всегда наполнен разными творожными сырками, салатами и мороженым, моё новое жильё напоминало тесную келью монаха. А о том, что в этом месте когда-то была еда, напоминала старая газовая плита и четыре потемневших вмятины в линолеуме в углу кухни, оставшиеся от ножек некогда базировавшегося здесь холодильника.
Внутреннее желание доказать маме, что я уже взрослый и самостоятельный парень, делало меня готовым к любым лишениям.
Я стоял в центре пустой комнаты с трофейными ключами в руке и видом победителя. Машинально бросил взгляд на телефон, который всё это время стоял в режиме «не беспокоить». Девять пропущенных
