за смелость.
Полуденное море
Проклятьем виснет
над морем полдень,
сомлели волны,
лег жар на пристань —
глядишь, разбудит
подводных чудищ…
У Моря Польши
У моря Польши —
колосья хлеба,
пшеницы волны —
морские гребни.
Русалки стали
снопами в поле,
плывут – и маки
цветут на доле.
Разбитое гнездо
Взгляни-ка – гнездо разбито…
Из веток петля и ниток,
скорлупка и лист зеленый
сплелись, друг на друга глядя,
а рядом – волос сплетенных
твоих и моих две пряди.
Париж (1929)
Париж
Париж
Морской соленый ветер, шагая по-матросски,
пронесся по бульварам в шальном, нестройном танце,
на взгляды и улыбки нанес весны наброски —
смеются мусульмане, мулаты и китайцы.
Над сумрачным Парижем кроваво-алый вечер
фиалками усыпан и дышит пармским летом;
и дым машин ревущих
становится все резче,
глотая лица юных бесстрашных мидинеток.
Вновь со свинцовым сердцем по набережной Сены
гуляя, в старой лавке найду любовный сонник,
где встретится немало
забытых снов значений,
и крик весны внезапный во влажной тьме утонет…
На теплом тротуаре у столиков кофейни,
как рой мышей летучих, сойдясь во тьму густую,
сливаются студентов
разрозненные тени…
А бабочки ночные в мехах снуют вслепую…
Вдруг с улицы, скрепленной бриллиантовою брошью,
какой-то стон печальный – Paris-Soir![10] – раздастся,
потерянною птицей
вновь закричит истошно —
и я заплачу тоже…
Как на душе ненастно…
На площади Согласья в периметре нирваны
огней вечерних сонмы пылают златом стылым,
и, будто чуждый ангел, везет шофер случайный
меня сквозь то, что будет,
что есть – и то, что было.
Утопленник зловеще ночной фокстрот танцует,
качаясь монотонно на Сены липкой глади;
химеры Notre-Dame взывают «Аллилуйя!»,
своим жандармским оком
на город строго глядя.
И каменными ртами завоют – то на месяц,
то на фонарный отсвет – то розовый, то синий,
косясь порою глазом на то глухое место,
где стал парижский призрак —
тень
Пари-Суар
