наверное, удивительным и пережившим своего хозяина аксессуаром. Там же можно было подобрать и подходящее кожаное седло, с амортизирующими крупными пружинами, в сборе или по частям. Но вот передняя вилка была настоящим предметом дефицита. И приходилось рассчитывать только на удачу.
У Саньки уже была припрятана настоящая «ураловская» рама за сараем соседки, бабы Мани, в высоком бурьяне из кустов полыни и ещё какой-то колючей сухой и жёсткой травы. В самом секретном месте – рядом со старой свалкой бытового мусора, битых склянок и ржавых прогнивших кастрюль, и вёдер. Баба Маня была совсем старенькой, родственников у неё не было, и доживала она век в небольшой избе с тёмными сенями, откуда всегда веяло прохладой и каким-то особенным запахом. Гостей баба Маня не жаловала, но Саньку как соседа терпела, и он отвечал ей соседским участием и заботой. Заодно пользуясь секретным пустырём за её сараишкой.
Тайны бабы Мани
Как-то однажды баба Маня потеряла бдительность и позволила Саньке проскочить в сени, когда он принёс ей несколько крашенных в отваре из луковой чешуи яиц, посланных бабушкой Фросей со словами: «Отнеси соседке, Пасха сегодня».
В Санькином детстве почти никто не знал, что такое эта Пасха, по крайней мере из Санькиных друзей точно. Но многие женщины в селе тайком угощали, бывало, конфетами или крашеным яйцом, упоминая Пасху, некоторые украдкой крестились, что само по себе несло добрую тайну и располагало к этому слову, а бабушка ещё всегда стряпала большой тазик хвороста, который Санька очень уважал и всегда ждал, как праздничного печенья.
Но вот когда Санька однажды спросил у мамы: «Что такое Пасха?» – мама сказала, что это праздник, который когда-то встарь был на Руси, а теперь его отмечают только необразованные бабушки, верящие в Бога, и ему как будущему пионеру болтать на такие темы не следует. Хотя у самой мамы в спальне, на ковре у кровати, висела маленькая, величиной со спичечный коробок, пластиковая, с наклеенным изображением женщины иконка, и мама иногда незаметно перед ней тоже что-то шептала, но тихо, так, что не разобрать, а иногда ещё и крестилась, чтоб никто не видел.
– А сама-то коммунистка! И Сане говорит, что Бога нет. Кто этих баб поймёт? – как говаривал сосед – дядька Иван, известный на всю округу пропойца и матершиник.
Так вот, когда Саня зашёл в тот раз в сени к бабе Мане, он увидел там то, что бабушка всячески скрывала от чужих глаз.
К деревянной побеленной стене была приколота фотография, вырезанная из газеты, на изображении был старый седой дед в рясе и с большим крестом, свисавшем на толстой цепи почти до пояса.
На столе, под фотографией стояла небольшая потёртая иконка, а перед ней горела маленькая зелёная лампада.
Саня замер, словно завороженный – ведь точно такую же вазочку из цветного стекла он уже видел в краеведческом музее, на стенде антирелигиозного воспитания молодёжи и атеизма (слово такое странное запомнилось сразу – «атеизм»). Там лампада
