«Дама в черной перчатке» и другие пьесы. В. Г. Шершеневич

      Эй, прохожие в котелках, в цилиндрах и в панама́!

      Вы думаете: это трамвай огромной электрической акулой

      Скачет по рельсам, расчесывая дома

      Массивной гребенкой широкого гула?!

      Тащите на площади сердца спать!

      Смотрите: как блохи

      В шерсти дворняжки, в мостовой не устали скакать

      Мотоциклов протертые вздохи.

      А у электролампы кровью налились глаза,

      И из небоскребного подъезда, приоткрытого немножко,

      Вытекла женщина, как слеза,

      Как слюна; женщина, одетая в весеннюю окрошку.

      Клубится,

      Дымится

      Перезвон,

      Смуглеет шум и вспых увертливого крика.

      Я вчера слышал, как мотор потерял стон,

      Который вдруг съежился дико.

      У меня вчера по щеке проходил полк солдат,

      А сегодня я его доедаю, как закуску,

      И пляшут дома вперед-назад,

      Одетые в вывесочную блузку.

      Эй! Ты потерял

      Кусок своего сердца – вон там, на углу,

      Где трамвай сошел с рельс от этого.

      Столько сердец я уже покупал!

      И в каждом находил иглу

      И маленькую юродивую мглу.

      А сердце рябое, словно намазанное икрою ке́товою.

      Неужели ты каждый день рождаешь стишки?

      Каждый день ты беременеешь от событий,

      А к ночи бумага протягивает жест акушерской руки,

      Чтоб вытащить звучные прыти

      Твоих стихов, – и тебе не надоест?

      Смотри, как разбухла… твоей души!

      Она раскрыта, как до одиннадцати подъезд,

      А в твоем мозгу рифмы ползают, как вши,

      Живот твоего сердца от напряжения высох,

      Под глазами провалы, как от колес. Неужели

      Напрягаются снова мускулы мятежа?

      Трррррр! Близок!

      Мятеж ощетинился иглами ежа.

      Мои дымовые хвосты обтрепались и поредели.

      Трррррр! Я сморщился, как лягушачий скелет.

      Трррррр! Мои ноги от водянки распухли.

      Вы все прокисли, вы все обрюхли,

      Каждый из вас глупее, чем этот поэт,

      Который все пишет, пьет, пишет и пьет ирруа,

      Обвивает вокруг себя водосточные трубы,

      И думает, что это боа —

      Констриктор, и целует у небоскребов оконные губы.

      Так ведь меня же разобрали трамваи до конца,

      Вдоль, и поперек, и навзрыд. Лают авто.

      У меня полысела радость лица,

      А небо запахнуло от холода пальто.

      У пальто отлетела одна пуговица от борта

      И виснет на огненной нитке,

      А люди глупые вопят: «Метеор-то!»

      Я дроблюсь в неистовой пытке.