немного.
– Э… представлю тебя моей жене, – сказал Михай нервно. – Эржи, этот господин Янош Сепетнеки, мой бывший одноклассник, о котором… я, кажется, никогда ещё тебе не говорил. – И сильно покраснел.
Янош с беззастенчивой неприязнью смерил Эржи, поклонился, протянул руку, и далее присутствием её не озабочивался. И вообще молчал, только лимонаду заказал.
Пока наконец Михай не заговорил.
– Ну говори. Была же у тебя какая-то причина разыскивать меня тут в Италии.
– Потом скажу. Главное, повидаться хотелось, ты ведь женился, я слыхал.
– Я думал, ты всё ещё злишься на меня, – сказал Михай. – Последний раз мы виделись в Лондоне, в венгерском посольстве, ты тогда вышел из зала. Хотя, конечно, теперь тебе не за что больше злиться, – продолжал он, видя, что Янош не отвечает. – Взрослеем. Взрослеешь, и забываешь понемногу, за что же ты десятилетиями злился на кого-то.
– Говоришь, как будто знаешь, за что я на тебя злился.
– Конечно же, знаю, – сказал Михай и опять покраснел.
– Знаешь, так скажи, – сказал Сепетнеки воинственно.
– Не хочется тут… при жене.
– Мне всё равно. Валяй, смелее. Как ты думаешь, отчего я в Лондоне не стал с тобой разговаривать?
– Оттого, что мне в голову пришло, что когда-то я думал, что ты украл у меня золотые часы. С тех пор я уже знаю, кто их украл.
– Вот видишь, какой ты осёл. Я украл у тебя золотые часы.
– Так всё-таки ты?
– Я, кто ж ещё.
Эржи и до этого беспокойно ёрзала, ибо прибегнув к своему знанию людей, давно уже прочла по лицу и рукам Яноша Сепетнеки, что этот человек имеет обыкновение время от времени красть золотые часы, и нервно прижимала к себе ридикюль с паспортами и дорожными чеками. Её изумило, и неприятно задело, что всегда такой деликатный Михай припомнил этот инцидент с часами, но тишину, которая наступила сейчас, невозможно было вынести, ту тишину, когда один говорит другому, что украл у него золотые часы, а потом оба молчат. Она встала и сказала:
– Пойду я в гостиницу. У господ такой разговор…
Михай крайне раздраженно взглянул на неё.
– Оставайся здесь. Теперь ты моя жена, теперь и тебя всё касается… – И перейдя на крик, обернулся к Сепетнеки:
– Так почему же ты мне тогда в Лондоне руки не подал?
– Сам прекрасно знаешь, почему. Не знал бы, не кипятился б тут. Сам знаешь, что я был прав.
– Ясней говори.
– Не понимать человека, это как раз по твоей части, как и не находить тех, кого ты потерял из виду, да и не искал. За то я и злился на тебя.
Михай молчал некоторое время.
– Ну если тебе повидаться хотелось… мы ведь виделись в Лондоне.
– Да, но случайно. Это не в счёт. К тому же ты прекрасно знаешь, что речь не обо мне.
– Если о других… То напрасно бы я искал их…
– Потому и не искал,
