что у вас случилось, Анатолий Петрович? – спросил Миша, возвращая документ посетителю.
– Я хочу сообщить о преступлении. Даже не об одном. О многих преступлениях. Точнее, об убийствах. У меня есть доказательства. – Выговорив это, Белкин поглядел на Мишу, ожидая реакции.
Только как он мог отреагировать? Конечно, был обескуражен, потому что приготовился к тому, что в папке с тесемками покоится подробное досье на соседей, какие-нибудь квитанции, справки, свидетельства того, что Ивановы с третьего этажа постоянно заливают, а платить отказываются, а сын Сидоровых курит и бросает бычки под дверью, грозя устроить пожар. Обстоятельства могли немного отличаться, но именно таковы были излюбленные жалобы ходоков.
Но настоящее преступление! Да еще и убийства!
«Чувак, да ты, похоже, отбитый на всю башку», – подумал Миша и, видимо, это отразилось на его лице, потому что Белкин слегка покраснел и быстро проговорил:
– Знаю, вы думаете, я сумасшедший. Но поверьте… – Он поерзал на стуле. – Я докажу вам! Сами увидите – это правда.
– Я не думаю, что вы сошли с ума, – вяло возразил Миша. – Может, расскажете уже по порядку, в чем дело?
Белкин потер нос.
– Вы знаете, сколько жителей на улице Октябрьская?
Их с Ласточкиным участок включал три улицы: кроме упомянутой Октябрьской, еще Гагарина и Космонавтов. Михаил знал, что Октябрьская – одна из самых длинных улиц в городе. Это был спальный район, сплошь застроенный пятиэтажными хрущевками и девятиэтажными домами старой постройки. Данные по жителям, конечно, у него были, но точных цифр Миша, понятное дело, не помнил. Белкин, не дожидаясь ответа, выпалил:
– Две тысячи девятьсот шестьдесят восемь человек. Вам приходилось бывать в Европе? Там есть городки, где население меньше. Вот в этой папке, – он постучал по ней указательным пальцем, – есть все сведения. Фамилии, адреса. Я знаю, кто с кем живет, кто в съемной квартире, кто в своей. Я родился на Октябрьской, почти всю жизнь тут прожил, поэтому мне не сложно было собрать сведения. И следить за изменениями.
– Но зачем вам это? – пораженно спросил Миша. – Вам что, делать нечего?
«Интересно, это вообще законно?» – спросил он себя.
Возможно, полицейский не должен задаваться подобными вопросами: ему полагается наверняка знать, что законно, а что нет, но у Миши были довольно сложные отношения с профессией.
– Я знаю все о людях, которые живут на моей улице. Если быть точным, знаю, как они умирают. Многие, конечно, по естественным причинам: болезни, несчастные случаи, старость. Но есть смерти, которые… – Белкин снова потянулся к своему носу и принялся тереть его. Видимо, от волнения. – Некоторые смерти меня пугают. Никто не обращает внимания, а когда я пытаюсь сказать об этом, да вот хоть капитану Ласточкину, никто не слушает!
– Что в них такого страшного? – скучливо поинтересовался Миша, который уверился, что перед ним городской сумасшедший, и думал, как бы поскорее
