делая снимки.
Наконец, две части процессии соединились и двинулись вверх по холму. Оркестр наяривал, дети пели.
Услышав «Сквозь ночь сомнений и скорбей» [7], преподобный возмутился:
– Нет, ну его-то зачем? Это уже чересчур, согласись, Далси.
– Смотри, дорогой! Смотри! Вон она.
Мисс Эмили приблизилась со стороны паба, вставила жетон, миновала турникет и оказалась у своего места как раз к прибытию процессии. Майор Бэрримор учтиво поднялся, хотя и с рассерженным видом.
Двойные ворота, обычно запертые и служащие для транспортировки носилок, сейчас были открыты. Участники шествия промаршировали внутрь и расположились в заранее установленном порядке.
Кажется, приветственную речь мэра почти никто не слушал – все присутствующие тайком следили за мисс Эмили. Та сидела совершенно прямо, сложив ладони на ручке сложенного зонтика, и пристально смотрела на мистера Нанкивелла.
– …Итак, леди и джентльмены, я с большим удовольствием объявляю фестиваль – первый фестиваль источника на острове Порткарроу – ОТ-КРЫ-ТЫМ!
Мэр уселся под скороговорку аплодисментов, во время которых мисс Кост заняла свое место у водяного каскада. Уолли стоял сзади. Когда мисс Кост говорила в микрофон, репродукторы немилосердно разносили ее слова в тяжелом спертом воздухе. Однако, поворачиваясь в сторону, она превращалась в безголосую марионетку, которая только открывала и закрывала рот да всплескивала руками. Мэр, кивая и улыбаясь, постоянно указывал ей на микрофон, но мисс Кост не видела его жестов.
– В один прекрасный день… маленький мальчик… такой несчастный… кто знает?.. древняя мудрость… бегущая вода…
Она, видимо, приближалась к финалу истории, но ничего не было слышно, пока она резко не повернулась к микрофону, и репродукторы проревели:
– Все пропало!
Эти слова раскатились от вершины к подножию холма, звуча на редкость безрадостно: «…все пропало… все пропало». Мисс Кост кланялась, сияя непередаваемой улыбкой. Она добавила что-то еще, совершенно не различимое, и, бросив лукавый взгляд на аудиторию, повернулась к Уолли. Однако тот исчез. Не сразу удалось извлечь его из задних рядов хора, где он умудрился присесть над какой-то протокой ручья.
Мисс Кост вывела его вперед, с подолом мантии, заляпанным зеленой тиной. К несчастью, вместо того, чтобы поставить мальчика перед микрофоном, она наконец оказалась перед ним сама.
– Ну же, Уолли, ну же, – проревели громкоговорители. – «Однажды летним жарким днем…» Давай, милый.
Поначалу в декламации Уолли почти не было пробелов, но только потому, что мисс Кост постоянно ему подсказывала – делая это, непреднамеренно, в самый микрофон. Ко второй строфе, однако, вмешался мэр и сам попал в эфир.
– Поменяйтесь! – прошипели репродукторы. – Встань сюда, глупый мальчишка!
Мэр тут же понял свою ошибку и ретировался.
– О боже! – на весь остров воскликнула мисс Кост и наконец встала как надо.
Известный лютеранский гимн.
