рассматривая результат, и сообщила:
– Готово.
Я взглянула на плоды трудов ее и слегка вздрогнула всем телом. Так как мне совершенно не хотелось перепортить наши с таким трудом восстановленные и все еще крайне хрупкие отношения за каких-то четыре часа до праздника, я растянула бледные губы в умильную улыбочку и засюсюкала:
– Гениально, Таюнчик, гениально! Как только войду в ресторанчик, так у всех сразу крыши посрывает от моего несказанного великолепия! Спасибо тебе, спасибо, даже и не знаю, чтобы без тебя делала!
– Тебе что, не нравится? – Тайка с подозрением уставилась на мое натужно радостное лицо.
– Нравится, нравится, я в восторге! Ты краситься будешь? Тебе косметичку принести?
Тая бросила блузон, окончательно превращенный в полупердон теперь уже совершенно безумного вида на диван, и пошла в прихожую за своей сумкой, в которой она привезла свою ненаглядную косметичку. Мою косметику она не считала достойной своего великого образа.
К девяти часам вечера мы прибыли на станцию Китай-Город и, следуя записанным на бумажке указаниям Владика, вылезли к Китайгородской стене. Я была уверена, что мы приползем первыми, однако, под густым снегопадом уже топтался весь наш доблестный коллектив, за исключением Конякина и Макакиной. Влад притащил с собой девушку – очередную невнятную блондинку с капризным личиком. Левик Иловайский явился с другом – таким же раздолбаем, это сразу было видно. Тина Олеговна приковыляла в гордом одиночестве, дизайнер-корректор и верстальщик Дима привел с собой какого-то, как мне показалось, совсем маленького мальчика довольно жалкой наружности. Секретарь-кроссвордист Петюня топтался рядом с крепко сбитой девушкой примерно такого же маниакального вида, как и он сам – судя по такому поразительному сходству, это была его сестра, если же нет, значит, правду люди говорят о двух половинах, предназначенных друг другу небесами. Родные и близкие членов коллектива нерешительно улыбались, несколько пугливо оглядывая друг друга, сами члены коллектива даже не трудились улыбаться – чего ради нам друг перед другом изображать безумное счастье? И так было понятно, что никто никому не рад и от грядущего праздника никто не в восторге. Бодриться пыталась одна только Тина Олеговна. Похоже, она прямо тут, у этой мрачной красной стены собиралась устроить какие-нибудь развеселые пионерские игры вроде бега в мешках или «угадай, кто тебе врезал в ухо».
Минут через десять подоспела наша бледная немочь Макакина с красавцем мужчиной модельной внешности, которого она абсолютно равнодушно представила, как своего мужа. Таисия Михайловна минут пять переваривала данную информацию, глядя то на страшилку Макакину, то на ее ослепительного супруга с таким выражением лица, что я побоялась, как бы с ней не случился эпилептический припадок. Чтобы этого не стряслось, я поспешно сунула ей в рот сигарету и чиркнула зажигалкой.
Конякин вылетел из снежной завесы внезапно, как ужас, летящий, на крыльях ночи. Вид он имел как всегда боевой и всклокоченный.
– Так! – рявкнуло начальство. – Все
