видишь, очень хорошо, – начал я, и продолжил, когда двери за мной закрылись, – Что происходит? Что все это значит? Куда отправляются Темос и госпожа и, тем более, в таком составе?
Найт вздохнул и продолжил, как ни в чем не бывало, даже не отрываясь от своего занятия.
– Все мы выполняем приказ Императрицы, только и всего.
– Найт, – я остановился около него и впился полными надеждой на внятное объяснение глазами, – Расскажи мне, что происходит.
Генерал положил бумаги и повернул свою морду, на которой я заметил следы печали, ко мне.
– Мы получили ответы от правителей на наш призыв. Ее Величество приказала собирать войска и быть готовыми к дальнейшим указаниям. Ульв и Агвид сразу же подчинились ее воле. Иреней тоже, – том он взял письмо со стола и протянул мне, – А вот Авксений оказался большего самомнения и решил добиваться своих целей крайне неприятным путем.
Я выхватил письмо и начал читать. В нем, действительно, было написано много лишнего, как я посчитал. Когда я закончил его читать, то был просто вне себя от такой дерзости греческого царя.
– К нему направился Темос, – сказал Найт, убирая письмо, – По приказу Императрицы Авксений и вся его свита лишаются права управления городом. На место царя города велено поставить Никанора.
– Ясно, – с каким бы удовольствием я вцепился зубами в этого самоуверенного червя Авксения! – Что же ответили Сохаг и Абнуб?
Вместо ответа Найт дал мне свиток.
– Это принесли два гонца сегодня.
Я прочитал то, что там было написано. Вот теперь-то я был взбешен. Они решили шантажировать Императрицу. Лишить ее поддержки, если она откажется от брака с принцем Сохага!
– Подлецы! – прорычал я, отбрасывая на стол чертов свиток.
– Ее Высочество захотела сама лично известить Ахома о своем решении, – проговорил Найт, – Разумеется, ни о каком браке речи идти не может.
Эти слова, смысл которых я уже успел осознать, даровали мне освобождение, воодушевление. Теперь я с еще большим удовольствием сжег бы Ахома и всех его потомков. Если бы… не ранение… Вот теперь меня охватила волна отчаяния: она взяла Угля только потому, что я был не в состоянии выполнять свой долг. Еще более никчемным и бесполезным я себя прежде не ощущал. Как какой-то котенок.
– Ты должен быть рад, друг мой, – я посмотрел на него непонимающим и встревоженным взглядом, – Ты думаешь, я настолько слеп? Я способен различить оттенки лицемерия и обмана в глазах верного солдата и уж точно способен видеть то, что вы оба так стремитесь скрыть.
Такого сокрушительного разоблачения я не ожидал. Найт, очевидно, заметил и это. Я не увидел в нем ни единого жеста сочувствия или милосердия. Лишь твердая непреклонность.
– Что она собирается с ним сделать? – спросил, наконец, я. Мой голос теперь звучал более спокойно и смерено, но по прежнему твердо. Он не уничтожил меня, не расстроил,
