была для них как бы ответом на их постоянные и тревожные раздумья о положении на фронте. Не дальше как вчера они говорили об этом, и Марков сказал, что самую главную трудность для Рудина создает положение на фронте, ибо совершенно ясно, что разговаривать с Андросовым было бы гораздо легче, если бы немецкие войска не имели таких больших успехов в первые же месяцы войны.
– Остается только желать, – сказал Рудин, – чтобы Андросов оказался достаточно осведомленным.
– А если нет, – улыбнулся Марков, – информируйте его сами.
– Постараюсь…
С наступлением сумерек все покинули остров. За несколько минут до этого в Москву отослали последнюю радиограмму:
«Сейчас Рудин уходит. Все покидаем остров и переходим на зимнюю базу. Утром связь оттуда. Марков».
На границе болота Марков простился с Рудиным.
– Все будет в порядке, я уверен, – тихо сказал Марков, сжимая руку Рудина.
– Я тоже.
– До свидания!
– До свидания! – Рудин махнул рукой стоявшим поодаль товарищам, улыбнулся Гале Громовой, смотревшей на него широко раскрытыми глазами, и побежал догонять ушедший вперед отряд Ольховикова…
Глава 9
Шли молча, растянутой цепочкой. Впереди маячила громадная фигура Ольховикова, сразу за ним шагал Рудин. Стоило кому-нибудь звякнуть оружием или глухо чертыхнуться на скользкой тропинке, Ольховиков оборачивался и некоторое время шел пятясь. И тогда виновный старался укрыться за спину впереди идущего, будто командир мог разглядеть его в темноте.
В километре от села Никольского отряд встретил боец, проводивший здесь предварительную разведку. Он сообщил, что в селе находится около двадцати немцев и полицаев. Немцы ночуют в здании школы, а полицаи – по хатам.
Подошли к селу вплотную. Ольховиков сам выбрал место для каждого своего бойца. Оставляя его, он спрашивал:
– Все ясно? Вопросов нет?
– Ясно!..
Разместив бойцов с флангов села и прямо перед ним, Ольховиков вернулся к Рудину, выбравшему себе место на окраине ольшаника, который широкой полосой тянулся западнее села.
Ольховиков присел рядом с ним на землю, прижал к глазам светящийся циферблат часов и сказал шепотом:
– Рубеж заняли хорошо. Ровно через час начнем концерт. – Тронув Рудина за руку, добавил: – Значит, вы из кустов никуда. И пока мы не начнем отхода, сидите здесь без движения. Мало ли что: пуля, она, как известно, дура.
– Вы обо мне меньше думайте, – строго сказал Рудин. – Делайте свое дело, а я – свое.
Ольховиков помолчал, смотря на Рудина, и вздохнул:
– Не знаю, конечно, для чего это делается, но вашей доле не позавидуешь.
– Думайте, повторяю, о своей задаче.
Ольховиков обиженно умолк. Вокруг тишина. Только
