котлеты дам? – спросила Надя.
Я разрешил. Она тихонько сунула половину котлеты под стол, и щенок выхватил ее из пальцев Нади и принялся чавкать.
– Потише ты! – сказала ему Надя. – Нас выгонят.
– Компот будете брать? – спросила подавальщица.
Когда Надя подошла к ней за стаканами, подавальщица сказала:
– Собак у нас кормить нельзя.
– Я больше не буду, – сказала Надя.
– Ты хорошо учишься? – спросил я.
Надя удивилась вопросу. Хоть он был и стандартен в разговорах со взрослыми, от меня она его, видно, не ждала.
– Когда как, – сказала она.
Я поймал себя на том, что стараюсь вспомнить, что еще надо спрашивать в светском разговоре с незнакомым ребенком. Надя глядела на дверь. Я понимал, что она терпит сидение в столовой, хотя компот уже выпит, потому что я взрослый, который ее накормил и накормил щенка. Но со мной ей неинтересно. И наше общение, таким образом, зашло в тупик.
К счастью, в солнечном прямоугольнике открытой двери возник округлый силуэт Виктории.
– Я так и знала, – сказала она. – Кинозвезду похитили. Простите, автор, Надю ждут.
– Спасибо, – сказала Надя и быстро поднялась со стула. Сделала шаг к Виктории, и я физически ощутил овладевшее ею облегчение. Но, сделав шаг к Виктории, Надя вспомнила, вернулась к столу собрать посуду. Виктория ждала в дверях.
– Ничего, – сказал я. – Я отнесу. Иди.
– Пускай приучается, – сказала Виктория. – Успеем.
Мы с Надей отнесли грязную посуду на мойку. Надя кивнула мне и убежала. Я пошел следом. Я не спешил. Почему-то мне неловко было оттого, что Виктория застала нас в столовой. С какой стати московскому писателю кормить обедом девочку из массовки?
Я уселся на траву в сторонке, за камерой, чтобы режиссер меня не видел. Потому что, увидев меня, он обязательно стал бы спрашивать моих советов. Эти советы были ему не нужны, да и давать их – подрывать и без того хлипкий авторитет Розинского. Но ему казалось, что если он пригласил на съемки автора, то вежливость требует, чтобы автор не чувствовал себя покинутым.
«Жигуленок» раза четыре проехал мимо лужайки, и каждый раз Надя деловито махала «жигуленку», а щенок, словно заучив роль, вскакивал и лаял на машину.
Заходящее солнце создавало медный ореол вокруг Надиной головы. Она потеряла резинку и часто выпячивала нижнюю губу и дула вверх, чтобы отогнать с лица прядь волос.
Потом Розинский крикнул: «Стоп!» – и начал совещаться с оператором. Я потерял Надю из виду, а ко мне подошел знакомый актер, который начал патетически жаловаться на режиссера, потому что Розинский вызвал его с утра на площадку, но до сих пор так и не снял.
Я удивился, когда увидел Надю совсем рядом. Она держала щенка на руках и явно ждала меня.
– Ты что? – спросил я.
– Моя мама пришла, – сказала она. – Хотите поглядеть?
Несколько женщин стояли возле складного столика у сходней. За столиком сидел администратор и
