войны… – Шура опустила глаза.
– Вы? Простите, но вы же такая молодая… почти девочка.
– Да что уж там, – Шура смущенно улыбнулась, – в июле стукнет тридцать три, и с конца сорок третьего санинструктором в полевом госпитале. Четвертый Украинский фронт. Так что фляга эта – подарок. На память от ребят.
– Ну и дела! – воскликнул Стас. – Значит, во фляге этой должно быть что? – он потер руки.
– Да то-ма-тный сок там, – улыбнулась девушка, – который я очень люблю, правда, меньше чем Дюшес. Моя Фамилия хоть и Стременная7, сама казачка, но к горячительным напиткам отношусь стро-ого отрицательно, – и Шура начала отвинчивать крышку. – Угощайтесь!
Через несколько минут разговор вернулся к войне.
– Ребята, а вы где воевали? – поинтересовалась Шура.
– Считайте, почти по соседству с вами, – улыбнулся Толя, – Второй Украинский, шестая Гвардейская танковая армия, командир танка. Так по сей день, можно сказать, и воюю… это самое, с гусеничной техникой в родном колхозе. Из Нижнего Новгорода я. В Москве днями был – проездом в Ярославль, на местный автозавод, командированный, считайте.
– Так и мне надо на автозавод, – жуя и макая картошку в соль, откликнулся Стас. – Я к ним, как уже говорил, по редакционному заданию. Мы собираем материал для большой серии статей о тружениках тыла. Но сначала по плану – начальник станции. У меня с ним большое интервью. С прошлого раза «хвосты» остались. Он меня встречать будет, обещал устроить на ночлег. Ой, соль просыпал – поссоримся с ним что ли?..
Все засмеялись.
– А я вот с техникой всю жизнь на «вы», – продолжал Стас. Танки только под откос… Знаете, к сорок третьему году в нашем партизанском осталось человек двадцать. Считай, каждый десятый. Потом лагеря… Сначала немецкий. Однако повезло: наверное, какой-то талант выживать.
Лицо Стаса посерело, картофелина в его пальцах развалилась на части. Секунду спустя он спокойно продолжил:
– А на счет вашей профессии, Шурочка, так это какое дело тяжелое, – Стас поднял глаза вверх и, тыча указательным пальцем в потолок, благоговейно произнес: – Ме-ди-ци-на.
– Да талантов особых у меня не наблюдается, – заметила Шура. – Теперь, на пятом курсе, я понимаю, как ошибалась. Это мне там, на фронте, казалось, что хирургия – дело совершенно определенное. Я вытаскиваю раненных, а хирург Великанов их «режет» и «режет». Сестры только и успевали выносить ампутированные конечности. Санинструктору8 думать особо некогда, что я там видела? Чик – и готово.
В купе на мгновение наступила тишина. Каждый вспоминал о своем.
– Что там говорить, – вступился за Шуру Сахаров, – на фронте все виделось иначе. Что жизнь одного человека стоила в масштабах страны – да ничего. Вам ли не знать? Другое дело – вся страна, задачи и приказы. Да и сейчас, думаю, это главное. Изначально выше, чем жизнь человеческая. Вот под Новочеркасском живет у меня знакомый,
