Не хотела я его здесь видеть.
– Пожалуйста, оставь меня одну, – Взмолилась я, – Мне необходимо поделиться с мамой.
– Она и моя мать тоже.
Джеймс положил на могилу четыре ветки сирени и опустил голову. Если бы я не знала, что он мой брат, мне было бы страшно стоять здесь совершенно одной рядом с таким крепким, высоким, широкоплечим человеком. От него веяло мужской силой и мощью, и даже я, его сестра, не могла не чувствовать этого. Конечно, рядом с ним я в безопасности.
– Как ты Киру обидела? – Хмуро произнёс брат.
– Я… я сказала ей, что ей давно пора бы замуж… – Стыдливо произнесла я.
– Ну, «молодец», задела за живое, – Хмыкнул он, – Самой-то замуж не пора?
Я вздохнула.
– Скажи… ты из-за неё меня ненавидишь?
– Из-за Киры? – Тупо переспросил он.
– Из-за мамы, – Я указала на памятник, – Она рожала меня и умерла. Ты из-за этого меня ненавидишь?
– Чёрт, нет, – Произнёс он, – Не бери в голову.
– Тогда почему? – Спросила я, – Что я тебе сделала?
– Ты выросла, – Спокойно произнёс он, – И выросла пустоголовой, легкомысленной принцесской, у которой нет понятия ни о чём, кроме модных тряпок. Твой сегодняшний поступок, кстати, это прекрасно иллюстрирует. Довольна?
– Да, – Произнесла я, отвернувшись, – Довольна.
По щекам покатились слёзы, на этот раз ничуть не притворные. Я сглатывала их, надеясь, что брат не увидит.
Мамочка! Как жаль, что я не могу поговорить с тобой!
– Извинись перед Кирой, – Произнёс брат, – Она добрая, простит.
И он ушёл, оставив меня наедине с могилой.
– Можно? – Спросила я, стучась в дверь сестры.
– Что ты хотела? – Равнодушно произнесла она, открывая.
Её комната больше напоминала мне библиотеку или учебный класс: сиротливо пристроившийся, как бы, нездешний туалетный столик, узкая, одноместная кровать и туча полок, уставленных книгами. Большой глобус в углу. Письменный стол. Старинные картины на стенах. Эта комната никак не походила на мою.
– Отвлекаю? – Спросила я.
– Уже отвлекла, – Невежливо ответила она.
Я смотрела на сестру, удивляясь нашему сходству: у неё была такая же тонкая талия, затянутая в жёсткий корсет, миндалевидные глаза чуть более светлого оттенка, чем мои… Но вместе с тем и различию: тонкие губы, сжатые в тугую ниточку, еле заметные морщинки на лбу, а её золотисто-ореховые, должно быть, очень красивые волосы, затянуты в такую тугую причёску, что их и не разглядеть. Словом, она могла бы быть очень привлекательной девушкой, и ещё могла бы выйти замуж в свои двадцать девять, если бы сама этого хотела. Но нет – только книги и политика.
– Хотела извиниться, – Произнесла я, – Можно войти?
– Входи, – Пожала плечами она.
Мы сели на её кровать, на которой лежали, конечно, книги. Я произнесла:
– Извини
