издеваешься?
Дженни стояла передо мной с полной надежды улыбкой на лице и виниловым костюмом французской горничной в руках.
– Ты же говорила, это вечеринка людей из мира моды. – Я скрестила руки на груди, прижимая к себе сумку, словно в надежде, что святое присутствие «Марка Джейкобса» защитит меня от безвкусицы и пошлости, которой Дженни размахивала у меня перед носом. – А меховых ушек с хвостиком к нему не полагается?
Дженни наклонила голову и посмотрела на костюм так, словно там было что защищать.
– Не поверишь, заказчик потребовал в последний момент.
– Поэтому твоя официантка и уволилась? – спросила я, осторожно потирая ткань двумя пальцами. Едва я взялась за подол, Дженни отпустила платье. Отлично. Теперь это все мое. Моя пре-елесть.
– Нет.
– Дженни, я знаю, что ты мне лжешь.
– Хорошо. Да. Заявила, что она актриса, а не шлюха. – Дженни перекинула выпрямленные пряди через плечо. Без своих фирменных кудрей она не походила на себя, но выглядела очень ухоженно. Так невозможно выглядеть в красном виниловом костюме французской горничной. – Я пыталась объяснить, что она официантка, а не актриса, но стерва вышла из себя. Это все заказчик – у него, как бы выразиться, крайне сомнительный вкус. Энджи, сделай это для меня. Ради тебя я готова на все. Пожалуйста!
Я смерила ее взглядом.
– Ради Эрин!
Я закрыла глаза.
– Ради Рождества!
Ну, это уже запрещенный прием. Это практически равнялось «если ты меня любишь, то наденешь», перед чем я беззащитна.
– Если ты меня любишь…
– Ладно. – Я подняла руки, чтобы заставить ее замолчать, и мысленно попросила силы у небес. Дженни крепко меня обняла. Все-таки она очень сильная, учитывая ее точеную фигурку. А я очень глупая для англичанки. – Неужели я на это соглашаюсь? Алекс со смеху помрет.
– В мире нет парня традиционной ориентации, который при виде девушки в таком наряде разразится смехом, – тараторила Дженни, отбирая у меня сумку и подгоняя с переодеванием. – Иначе его вычеркнут из рядов натуралов.
Освободившись от зимних одежек в ванной чужого роскошного дуплекса, я змеей вползла в платье, от души порадовавшись тому, что догадалась надеть приличные трусы, ведь сверкать ими предстояло следующие три часа. Сияя, Дженни протянула черные лакированные «лабутены» и пару сетчатых чулок.
– Больше никто в «лабутенах» не придет, – пояснила она, когда я проигнорировала подачку. – «Лабутены» повышают класс этого дерьма на несколько порядков.
– Не столько туфли, сколько чулки, – пробурчала я, выхватывая «лабутены» и присаживаясь на край ванны. – А, была не была… Буду демонстрировать шикарную задницу.
Ой-й-й, ну и ледяная же эта ванна!
– А кто вообще ожидается на коктейле? – Мне требовались гарантии, что здесь не появятся моя мама, бывший бойфренд, все мои прошлые начальницы и учительница математики девятого класса.
– А,
