директора дома призрения, становились все ожесточеннее.
– Ну что ж, господа, велите меня сместить, – воскликнул престарелый священник дрожащим голосом. – Я все равно останусь здесь жить. Сорок восемь лет тому назад мне досталась но наследству земля, приносящая восемьсот ливров, – я буду жить этим доходом. Я не имею побочных доходов на этом месте, господа, и, должно быть, потому я не пугаюсь, когда мне угрожают его потерей.
Господин де Реналь жил дружно со своей женой; но не найдя что ответить на робко повторяемый ему вопрос: «Какой вред этот парижский господин может причинить заключенным?» – он готов был окончательно рассердиться, как услышал ее крик. Второй из ее сыновей вскарабкался на парапет и побежал по нему, хотя стена террасы возвышалась более чем на двадцать футов над виноградником, находящимся по другую сторону. Боязнь, что сын испугается и упадет, мешала госпоже де Реналь позвать его. Наконец ребенок, радовавшийся своей удали, взглянул на мать и, увидев ее побледневшее лицо, спрыгнул с парапета и побежал к ней. Его разбранили.
Это маленькое происшествие изменило ход беседы.
– Решительно я хочу взять к себе Сореля, сына лесопильщика, – сказал господин де Реналь. – Он будет присматривать за детьми, которые становятся не в меру резвыми. Это молодой священник, а потому и хороший латинист, он заставит детей учиться; священник говорит, что у него твердый характер. Я дам ему триста франков и содержание. Я несколько сомневался на счет его нравственности, ибо он был любимцем этого старого лекаря, кавалера Почетного Легиона, который, считая себя кузеном Сореля, поселился нахлебником у него в доме. Разумеется, этот человек мог быть тайным агентом либералов; он говорил, что горный воздух полезен для его астмы; но это, однако, не доказано. Он сопровождал Боунапарте во всех его походах в Италии и даже, говорят, подавал голос против империи когда-то. Этот либерал обучал латыни сына Сореля и оставил ему множество книг, которые привез с собою. Конечно, я никогда не мечтал пригласить сына плотника к нашим детям; но священник как раз накануне события, рассорившего нас навсегда, говорил мне, что этот Сорель изучает уже три года теологию, имея в виду поступить в семинарию; значит, он не либерал, и, кроме того, знает латынь.
– Это устраивает нас как нельзя лучше, – продолжал господин де Реналь, поглядывая на жену с видом дипломата. – Вально очень гордится своими двумя нормандскими кобылами, которых он купил для коляски. Но у него нет воспитателя для детей.
– Но он может перехватить у нас его.
– Так ты одобряешь мое намерение, – сказал господин де Реналь, награждая свою жену улыбкой за прекрасную идею, пришедшую ей в голову. – Ну, значит, решено.
– Ах, господи, милый друг, как ты торопишься с решениями.
– Это потому, что у меня есть характер, и священник в этом убедился. Не будем скрывать от себя – мы здесь окружены либералами. Все эти торгаши мне завидуют, я не сомневаюсь; некоторые из них уже разбогатели; так пускай
