ли опять снег повалит, то ли…
Праздник начался. То поэт выйдет к микрофону, то артист…
«Да здравствует солнце, да скроется тьма!..» – звенели над большой поляной стихи, и вдруг, откуда ни возьмись, один лучик выстрелил, – пока почти сквозь тучи, потом второй и третий, – и синее сияющее небо стало открываться взору и сердцу каждого. Поэзия торжествовала. И еще хорошо помню пение Ивана Семеновича Козловского в церкви Святогорского монастыря и удивление перед скромностью могилы Александра Сергеевича после петербургских Литераторских мостков, где торжественное величие многих памятников впечатляет очень и очень.
…Но не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Средь горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
(«Элегия»)
3
Недавно перечитала «Евгения Онегина». И что вы думаете, открыла для себя? Да то, что вовсе не Онегин мне интересен! Да, – герой своего времени, да, роман – энциклопедия русской жизни; ну, что там еще писали великие критики с истинно поэтическим жаром, и справедливо, – и Белинский и Писарев?.. Так вот, в романе этом, с гениально придуманной строфой, – весь Пушкин: с его печалями и радостями, с его трагедией и счастьем. Сама форма романа в стихах позволила ему сказать так много близкого сердцу, что Онегин со своей типичной судьбой русского дворянина без «царя в голове» достаточно бледен рядом с личностью божественного и неповторимого Пушкина. Такое мое ощущение. И Александр Сергеевич, скажем прямо, купался и в форме, и в содержании своего детища. Не оттого ли так естественно, будто между прочим, вспыхивали под пером поэта и крылатые выражения, и афоризмы, и та лирика, которую достаточно было задеть скрипичным ключом, чтобы она зазвучала? А какая краткость и емкость во всем!
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог…
Или:
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил.
Или:
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь.
Или:
И после ей наедине
Давать уроки в тишине! —
по-пушкински изящно, с улыбкой. Не буду продолжать, у каждого в памяти свои крылатые строки из «Евгения Онегина».
А сколько высочайшей лирики «разбросано» по всему роману! Такие уже хрестоматийные шедевры, как: «Встает заря во мгле холодной…», или «Зима!.. Крестьянин, торжествуя…», или «Уж небо осенью дышало»… и другие – сияют истинными бриллиантами в драгоценной оправе романа вот уже два века и не тускнеют.
4
Для Пушкина не было авторитетов, которым бы следовало поклоняться, имея свой взгляд на вещи, своё видение той или иной общественной проблемы. Ни Руссо, ни Байрон, ни Шекспир, при всей их значимости
