– как он стоит наготове, держа руки на веревке, и только ждет знака от помощника режиссера, если бы был такой провидец, который мог бы мне это гарантировать, тогда и вопроса бы не было, тогда бы и трех дней не понадобилось, чтобы решиться, я бы сразу пошел к Раму – как будто кто-то может явиться к нему непрошеным! – и сказал бы ему: «Да с удовольствием, господин оберштурмфюрер, – сказал бы я, – для меня большая честь, – сказал бы я, – каким бы вы хотели видеть ваш фильм?»
Если бы только знать.
Мы все пробовались на роль провидцев, все эти годы, и хоть бы кто-то что-то смог предсказать. «Долго они не продержатся», – пророчили мы, а когда они все-таки продержались: «Теперь они станут мягче, ведь власть уже у них». Мягче они не стали, наоборот, и мы предвещали: «Другие страны не допустят, чтобы они развязали войну». И опять обманулись. Хорошее выражение – обмануться. Обманываешь себя сам и только потом сваливаешь вину на других. Ничего мы не смогли предвидеть, ни блицкриг, ни желтую звезду, ни вагоны для скота, в которые помещается гораздо больше людей, чем написано на вагоне. Ничего.
Если предсказатели опять обманываются, если война будет длиться вечно, если они ее даже выиграют, если чудо-оружие и правда существует и ни у кого нет против него средства, если фильм будет снят, смонтирован и показан в тех же самых кинотеатрах, где шли мои старые, ныне запрещенные фильмы, если они устроят гала-премьеру в «Глория-Паласе» – ковер перед входом и шампанское в фойе, – тогда язвительный смех докатится и сюда, до Терезина. Когда на экране появятся титры: «Режиссер – Курт Геррон».
Теперь больше не говорят режиссер. Теперь говорят постановщик.
«Ничего себе, докатился! – будут говорить в «Глория-Паласе». – Не кто иной, как Геррон, снял этот фильм». Будут хлопать себя по ляжкам и притопывать сапогами. Они ведь теперь все носят сапоги.
Раскладка такая:
Рам хочет, чтобы я снял фильм о Терезине. Не о том Терезине, в который я заточен. А о том Терезине, какой он хочет предъявить миру. Каким они продемонстрировали его Красному Кресту. Счастливый фильм о счастливом городе. Где люди ходят в кофейню. Занимаются спортом. Наслаждаются красивым ландшафтом. Где по утрам они с радостью шагают на работу – «Тили-бом, тили-бом, мы весело и радостно живем», – а вечерами наслаждаются заслуженным отдыхом.
Город, по улицам которого не везут каждый день тележки с трупами стариков, сдохших от голода.
К этому фильму я должен написать сценарий. В этом фильме я должен вести режиссуру.
Тили-бом, тили-бом.
Рам не обещал мне никакой ответной награды. Но фильм не снимают в поезде на Освенцим. Пока я над ним работаю, я в безопасности.
Это одна сторона.
Другая: не тронь дерьма – не воняет.
Они угнали моих родителей в Собибор. А я должен помочь им наврать всему миру, что они вообще-то исключительно добры к нам? «Улыбчивое лицо Терезина». Собственные слова
