спокойствие, произнес я.
Моуди ухмыльнулся:
– Послушайте, док, я просто хочу поговорить. Изложить свое дело.
– Никакого дела нет. Я ничем не могу вам помочь. Отпустите мою руку.
Он крепче стиснул мне запястье, однако напряжение никак не отразилось у него на лице. Это было вытянутое лицо, высушенное солнцем, со сломанным приплюснутым носом посередине, тонкими губами и чрезмерно большим подбородком – так накачать челюсти можно, постоянно жуя табак или скрежеща зубами.
Убрав ключи от машины в карман, я попытался разжать пальцы Моуди, сжимающие мне руку, однако его сила была феноменальной. Это также вписывалось в общую картину, если мое предположение соответствовало действительности. Казалось, его рука приварилась к моему запястью, и мне уже становилось больно.
Я оценил свои шансы в драке: мы с Моуди были одного роста и примерно одного веса. Долгие годы обращения с тяжелыми пиломатериалами обеспечили ему некоторое преимущество по части физической силы, однако я в свое время довольно прилежно занимался и помнил несколько приемов. Можно будет с силой наступить ему на ногу, оттолкнуть и уехать прочь, пока он будет корчиться на асфальте… Я со стыдом прервал эти мысли, указав себе на то, что для меня абсурдно драться с Моуди. Этот человек сейчас на взводе, и если кто-то и способен помочь ему снять напряжение, то только я.
Я опустил свободную руку.
– Хорошо. Я вас выслушаю. Но сначала отпустите меня, чтобы я мог сосредоточиться на том, что вы говорите.
Моуди обдумал мои слова, и его лицо растянулось в усмешке. Зубы у него были гнилые, и у меня мелькнула мысль, почему я не обратил на это внимания во время экспертизы, но тогда он был другим – угрюмым и подавленным, все время молчавшим.
Моуди отпустил мою руку. В том месте, где он ее держал, рукав стал грязным и теплым.
– Я вас слушаю.
– Ладно, ладно, ладно. – Голова у него по-прежнему тряслась. – Просто должен поговорить с вами, док, показать, что у меня есть кое-какие планы, объяснить, что эта стерва обвела вас вокруг пальца, как в свое время обвела меня. В доме сейчас плохо, мои мальчишки рассказывают, что этот тип заставляет их вести себя так, как он скажет, а она не вмешивается, говорит, так и надо, так и надо. Ей все по барабану, дети убирают за этим подонком, кто знает, какую грязь он оставляет после себя, он ведь ненормальный, вы это знаете? Он хочет стать хозяином в доме и все такое, а я на это скажу только «ха-ха», понимаете?
А знаете, отчего я смеюсь, док, а? Чтоб удержаться от слез, вот отчего, чтоб удержаться от слез. По своим малышам. Мальчику и девочке. Мой мальчик рассказал мне, что они спят вместе, он хочет стать папой, стать большой шишкой в этом доме, который я построил вот этими самыми руками!
Он растопырил десять узловатых, покрытых ссадинами пальцев. На безымянных пальцах у него было по серебряному перстню с бирюзой, один в виде скорпиона, другой – свернувшейся кольцами змеи.
– Вы понимаете, док, вы чуете, что я вам хочу сказать? Эти малыши
