и в Кремле нет изменников. Вас обманули! Старый боярин не зря начинал свою карьеру стрелецким головою. Он знал, как говорить со стрельцами. Его спокойная речь и вид двух мальчиков заметно поубавили мятежный пыл. Самые дерзкие подступали к царевичу Ивану: «Ты и вправду Иван Алексеевич?… Точно?» Сомнение восставших объяснимо: царских сыновей до их совершеннолетия скрывали от любопытных глаз. Так что опасения подмены имели под собой основания. Но перепуганный царевич, хотя и через силу, отвечал на все вопросы: да, он Иван Алексеевич, настоящий, не подменный.
Стрельцы растерялись. Они пришли карать изменников, но оказалось, что карать некого. Измены и изменников нет. Есть царь Петр, царевич Иван, патриарх и Боярская дума. Это был момент, крайне опасный для организаторов мятежа. По-видимому, никто из них не предвидел подобного поворота с лицезрением целехонького царского семейства и умиротворяющими речами Матвеева и патриарха. Чаши весов бунта зависли в зыбком равновесии. И тогда в события вмешался случай, оказавшийся на стороне Софьи. Наталья Кирилловна увела во дворец сына и пасынка. На первый план выступил боярин Михаил Долгорукий. В отличие от Артамона Сергеевича он, похоже, знал лишь один язык общения с чернью – крики да угрозы. Настроение стрельцов мгновенно изменилось. Унявшаяся было ярость вновь вскипела. Князь был схвачен и под одобрительные крики толпы: «Режь его на куски!» – растерзан.
Теперь уже не приходилось надеяться на прощение. Первая кровь была пролита. Отныне стрельцам оставалось одно – расправиться со всеми, кто мог впоследствии устроить над ними судилище. Следующей жертвой стал Матвеев. Его обнаружили в сенях. На глазах Петра царицу и старого князя Черкасского, которые пытались заслонить Артамона Сергеевича, отбросили в сторону. Боярин был опрокинут, выволочен на Красное крыльцо и сверху прямо через каменные перила сброшен на копья.
Убийства и погромы прокатились по всей столице. Однако они не были случайны. В перечне жертв – большинство противников Милославских. Правда, сами стрельцы, ослепленные сознанием собственной силы, готовы были вознести себя до орудия Божественного Промысла. Но в действительности они были не более чем марионетками, не всегда послушными, но тем не менее отзывчивыми на натяжение нитей пальцами кукловодов – Софьи и ее единомышленников. И эти кукловоды умело направляли гнев восставших против своих заклятых недругов.
Еще накануне восстания в стрелецких слободах ходили списки с именами «изменников». Это было, несомненно, совместное «творчество» организаторов заговора и стрельцов. В списки угодили стрелецкие обидчики. Но основу их составили главные противники Милославских – Нарышкины и близкие к ним приказные и придворные деятели, а также фавориты умершего Федора Алексеевича. Преступив черту, стрельцы в поисках «изменников» кинулись в кремлевские терема, заглядывая даже в святая святых – личные покои членов царского семейства. Свидетелем всего этого невиданного неистовства – с расправой
