собой матрас, брошенный на топчан без спинок. Судя по ощущениям, матрас, как и подушку, набили сеном. Рядом с топчаном стояла лавка. На ней, аккуратно сложенная, покоилась форма Антона. Здесь же стояли сапоги с обернутыми вокруг голенищ портянками. Это говорило о том, что разделся Антон сам. Пограничник стал вспоминать вчерашнее.
Сначала он мрачно пил. Заметив его состояние, орки решили развеселить гостя. Стали бить в бубен и танцевать. Получалось это у них, по мнению Антона, плохо. Он вышел в круг и врезал цыганочку с выходом. Танцевать Антон умел – в школьном кружке научили. Орки пришли в восторг: хлопали в ладоши и свистели в дудки. Распалясь, Антон вытащил в круг Нулорк и отжег с ней. Поначалу та смущалась. Но, подбадриваемая сородичами, оттаяла и пустилась в пляс. Получалось это у нее ловко. Антон сплясал с ней русского и полечку. Затем подозвал Телорка и стал учить соратников петь «Сегодня ночью все спокойно на границе…» Слова песни он переводил на молдавский, а Нулорк – на оричьий. Не пошло. Орки многое не понимали. Например: «А на плечах у нас зеленые погоны». Или: «В любой момент ракета может в небо взвиться, в любой момент приказ «В ружье!» разбудит нас». Объяснять было долго. Антон решил не мучиться и предложил спеть «Не плачь, девчонка!». Эта песня пошла, пришлось только слегка переделать текст. Скоро вся деревня голосила:
– Не плачь, орчанка! Пройдут дожди!
Твой орк вернется, ты только жди.
Пускай далеко твой верный друг.
Любовь на свете сильней разлук!
В финале Антон разошелся настолько, что спел скабрезные частушки:
Манька Ваньку тянет в лес.
Ванька упирается:
В магазине мяса нет,
Хрен не поднимается.
И еще эту:
Все картошка да картошка
И с водою молоко.
От картошки хрен – гармошкой,
И не лезет далеко.
Здесь следует пояснить, что столь вредные для советской власти песнопения Антон выучил отнюдь не по вражеским «голосам». И даже не в институте, где, как водится в интеллигентной среде, к советской власти относились скептически. Частушкам его научили в рабочей среде. Той самой, которая, по мнению КПСС, была ее надежной опорой. Что, однако, не служило Антону оправданием. Советский человек за границей должен вести себя достойно. И не важно, куда он попал: в капиталистическую страну или фэнтезийный мир. Стыдно!
Осознав это, Антон вздохнул и попытался вспомнить, переводил ли он слова частушек местному населению. Этого не удалось, поскольку вслед за их исполнением в памяти следовал провал. Антон вновь вздохнул – на этот раз громко. В ответ занавесь, ограждавшая его закуток, колыхнулась, и в образовавшемся проеме появилась лукавая мордочка Нулорк.
– Вы проснулись, высокородный Иль?
– Проснулся, – подтвердил Антон и пожаловался: – Голова болит.
– Сейчас!
Лицо
