полк (иап) получил 20 самолетов Як-1, 39-й бомбардировочный – 5 машин Пе-2. А к середине июня в 74-м штурмовом полку (шап) появились два новеньких Ил-2. Соседняя дивизия передала в 33-й истребительный полк два МиГ-1.
Однако тренировочные полеты на новых машинах не производились, так как для них не было отпущено высокооктанового горючего.
В мае – июне мы направили из всех полков технический, а из 39-го и 74-го полков – и часть летного состава на заводы и запасные авиабригады для изучения материальной части новых самолетов.
Переучивание же всего личного состава планировалось провести в центрах обучения в июле – августе, а пока учебно-боевая подготовка продолжалась на старых самолетах.
20 июня я получил телеграмму начальника штаба ВВС округа полковника С.А. Худякова с приказом командующего ВВС округа: «Привести части в боевую готовность. Отпуск командному составу запретить. Находящихся в отпусках – отозвать».
Сразу же приказ командующего был передан в части. Командиры полков получили и мой приказ: «Самолеты рассредоточить за границей аэродрома, там же вырыть щели для укрытия личного состава. Личный состав из расположения лагеря не отпускать».
Я только что сел за стол, как вдруг раздался телефонный звонок. Поднял трубку.
– Николай Георгиевич, – услышал я голос полковника Сандалова. – Командующий просит зайти сейчас к нему.
По выработавшейся привычке взглянул на часы – 24.00. Странно, до сего дня командующий меня к себе ночью не вызывал. Видимо, произошло что-то особенное.
Жена посмотрела на меня и, научившись за долгую совместную жизнь понимать без слов, спросила:
– Будить детей, собираться?
– Нет, пока не надо. В случае чего позвоню.
Но позвонить так и не пришлось.
Генерал Коробков был один.
– Получен приказ привести штабы в боевую готовность, – сказал он.
– В таком случае я подниму дивизию по тревоге.
– Не паникуйте, – остановил меня командующий. – Я уже хотел поднять одну дивизию, но командующий округом запретил это делать.
– Я командую авиадивизией, да еще пограничной. И не собираюсь спрашивать ни у кого разрешения. Имею право в любое время части дивизии поднять по тревоге.
Надо было более подробно узнать обстановку, и я заглянул к начальнику штаба.
– Только что от командующего, – сказал я и передал Сандалову свой разговор. – Леонид Михайлович, введи в обстановку.
– Мы вызвали всех командиров штаба. Сейчас направляю своих представителей в соединения. Что касается твоей дивизии, то ты имеешь право решать вопрос самостоятельно. Командующий не несет ответственности за ее боевую готовность.
Около 2 часов ночи 22 июня 1941 года. Даю сигнал «Боевая тревога». Он передается по телефону, дублируется по радио. Через несколько минут получено подтверждение от трех полков о получении сигнала и его исполнении. Из 74-го штурмового полка подтверждения нет.
