этом момент кто-то вспомнил про экипаж БМРки, и комбат, запустив вперед саперов, в окружении нескольких десантников пошел к лежащей на боку боевой машине. Из огромного пролома в ее днище шел удушливый сизый дым. Надежд на то, что хоть кто-нибудь из экипажа выжил, у комбата не было. Но так, на всякий случай, заглядывая в чрево БМРки, он спросил:
– Живые есть? – Покрутив головой по сторонам, задумчиво произнес: – М-мда. Это конкретная жопа.
Потом он подозвал к себе худосочного старлея – командира санвзвода и отдал ему распоряжение выковырять из БМРки все то, что ранее называлось экипажем, и вместе с остальными ранеными и контуженными немедленно отправить в госпиталь.
Комбат и предположить не мог, что подрыв БМРки было всего лишь прелюдией того ада, в который через несколько минут попадет его батальон…
Часть II
Другая сторона медали
Под псевдонимом «Худойрам»
Когда Шакур Джана спрашивали, сколько ему лет, он бойко отвечал любопытствующим, что родился в тот самый день, когда в Кабуле убили Дауда. Шакур Джан не знал, кто такой Дауд и за что его убили. В свои девять лет он был далек от политики, и его мозгов хватало лишь на то, чтобы считать деньги, которые у него никогда не водились. А о том, что его день рождения приходится именно на день убийства Дауда, ему в свое время рассказала мать.
Своего отца Шакур Джан помнил очень плохо. Где-то в потаенных уголках детской памяти сохранился образ улыбающегося человека с пышными усами, крепко прижимавшего его личико к своим щекам. Однажды отец ушел из дома и больше не вернулся. Спустя несколько лет мать Шакур Джана рассказала сыну о том, что отца убили злые люди. Почему злые люди убили отца, мать так ничего и не объяснила. Она никогда не рассказывала сыну ни о том, кем был отец, ни о том, чем он занимался по жизни.
Вместе с матерью Шакур Джан проживал в небольшой глинобитной мазанке на окраине кишлака Сарпуза, располагавшегося буквально в трехстах метрах от Мабаса – кандагарской тюрьмы.
Еще в первые годы войны кишлак был сильно разрушен советскими войсками, а оставшиеся в живых жители разбежались куда глаза глядят. Из трехсот семей, проживавших ранее в кишлаке, не осталось и полутора десятков.
Шакур Джан с матерью были одной из таких упертых семей, которой бежать было некуда. Вот и жили они в своей мазанке, ежедневно рискуя жизнью. А все потому, что мазанка их располагалась на расстоянии прицельного ружейного выстрела от печально известной «Черной площади».
Моджахеды практически ежедневно наведывались в кишлак, выбирая удобные позиции для обстрела советских автоколонн, идущих через «Черную площадь». В свою очередь, шурави не щадили кишлак и в профилактических целях постоянно обстреливали его из пушек, танков, реактивных установок и крупнокалиберных пулеметов.
Мазанка Шакур Джана была словно заговоренной. Ничего ее не брало – ни бомбы, ни снаряды, ни ракеты, ни пули.
С
