благословит Ваше величество Пресвятая Дева и все святые угодники! – воскликнула она. – А что до происходящего, то все бы устроилось, ели бы эти бессовестные свиньи, – тут она указала на гробовщиков, – не докучали нам. Они скорее человека убьют, чем подождут час, всего часок! Девушка скончалась, Ваше величество, а Джованни – вот бедный парень! – все никак от нее не отступится. Вцепился в нее обеими руками. О, Пресвятая Дева! Подумать только! Она умерла от холеры, а он, что бы мы ни делали, не желает с ней расставаться, они же приехали, чтобы забрать ее тело для похорон. А ведь если мы его, бедняжку, оттащим силой, то он уж точно помешается. Всего часок, Ваше величество, один часок, потом придет преподобный отец, и ему удастся уговорить Джованни скорее, чем нам.
Король повелительным жестом поднял руку – стоявшие расступились перед ним – и вошел в жалкую лачугу, где лежало тело, ставшее причиной ссоры. Свита последовала за ним, я тоже нашел себе местечко в уголке у самой двери. Открывшаяся взорам вошедших сцена была столь ужасной и жалкой, что не многие могли бы безучастно смотреть на нее. Сам Умберто Итальянский обнажил голову и остановился в молчании. На убогой кровати лежало тело девушки в самом расцвете юности. Ее нежная красота еще оставалась не тронутой обезображивающей рукой постигшей ее смерти. Можно было бы подумать, что она спит, если бы не окоченевшие конечности и не восковая бледность лица и рук. Прямо поперек ее тела, почти закрывая его собой, лежал безжизненно рухнувший на него человек. Его можно было бы тоже принять за мертвого, если бы не слабые признаки жизни, которые он подавал. Его руки крепко обнимали тело девушки, а лицо было спрятано на холодной груди, которая уже никогда не отзовется на его нежные ласки. Прямой солнечный луч, словно золотистое копье, пробивался в полутемную комнатенку и освещал всю эту сцену: распростертые на кровати тела, величественную, исполненную сочувствия фигуру короля и любопытные лица стоявших вокруг людей.
– Вот видите! Так он здесь и лежит со вчерашнего вечера, когда она умерла, – прошептала заговорившая с королем женщина. – А руки он сцепил, как железный капкан – даже пальцы разжать не можем!
Король шагнул вперед и тронул несчастного влюбленного за плечо. Его голос, исполненный удивительной мягкости, прозвучал в ушах окружавших прекрасной музыкой:
– Сын мой!
Ответа не последовало. Женщины, тронутые простыми и проникновенными словами короля, принялись тихонько всхлипывать, и даже мужчины тайком вытерли глаза. Король снова заговорил:
– Сын мой! Я – твой король. Разве ты меня не поприветствуешь?
Юноша поднял голову, покоившуюся на груди возлюбленной, и пустыми глазами уставился на обратившуюся к нему августейшую особу. Его осунувшееся лицо, спутанные волосы и безумный взгляд придавали ему вид человека, который долго блуждал в лабиринте жутких видений, откуда не было иного выхода, кроме самоубийства.
– Дай
