вашу задачу!
– Вы!
– Да. Ровно в полдень он будет стоять у третьей слева от входа колонны и разговаривать с монахом-доминиканцем.
Теперь дар провидения господина Жакаля так поразил Жибасье, что он, подавленный таким превосходством, молча поклонился, взял шляпу и вышел.
Глава VI
Два джентльмена с большой дороги
Жибасье вышел из дома на Иерусалимской улице как раз в тот момент, когда, оставив у Кармелиты портрет святого Гиацинта, Доминик большими шагами спускался по улице Турнон.
Во дворе префектуры толпы уже не было: там находилась только одинокая группка из трех людей.
От нее отделился какой-то человек. В этом приближавшемся к нему маленьком худеньком человечке с землистым цветом лица, черными блестящими глазами и сверкающими зубами Жибасье узнал своего коллегу Карманьоля, подручного господина Жакаля, того самого, кто в Кёле передал ему инструкции их общего начальника.
Жибасье остановился с улыбкой на губах.
Они обменялись приветствиями.
– Вы сейчас направляетесь в церковь Вознесения? – спросил Карманьоль.
– А разве мы не должны отдать последние почести останкам великого филантропа? – ответил вопросом на вопрос Жибасье.
– Разумеется, – сказал Карманьоль. – Я ждал, когда вы выйдете от господина Жакаля, чтобы переговорить с вами о порученном нам задании.
– С превеликим удовольствием. Давайте говорить на ходу. Так не будет казаться, что время идет очень медленно. Мне, во всяком случае.
Карманьоль согласился.
– Вы знаете, что нам надо будет там сделать?
– Я должен не спускать глаз с одного человека, который будет стоять у третьей слева от входа колонны и разговаривать с неким монахом, – сказал Жибасье, все еще не пришедший в себя от столь точных инструкций.
– А я иду туда для того, чтобы арестовать этого человека.
– Как это – арестовать?
– Очень просто. В нужное время. Вот это я и должен был вам передать.
– Вам поручено арестовать мсье Сарранти?
– Ни в коем случае! Я арестую мсье Дюбрея. Он сам себя так называет, ему не на что будет пожаловаться.
– Значит, вы арестуете его как заговорщика?
– Нет, как бунтовщика.
– Значит, возможен серьезный бунт?
– Насчет серьезного вряд ли. Но волнения будут.
– А не слишком ли неосторожным будет, дорогой коллега, – сказал Жибасье, остановившись, чтобы придать вес своим словам, – не будет ли неосторожным затеять смуту в такой день, когда весь Париж будет на ногах?
– Вы правы. Но ведь пословица говорит: «Кто не рискует, тот не выигрывает».
– Это несомненно, но на сей раз мы ставим на карту всё.
– Но играть-то мы будем краплеными картами!
Это немного успокоило Жибасье.
Но все же на лице его осталось обеспокоенное, вернее, задумчивое выражение.
