переработаны и вошли как главы в данное издание.
Первый раздел книги посвящен изучению поэзии; в нем представлены и общие наблюдения и размышления о месте стихов в жизни детей, и конкретные методические разработки, и рассказы о реальных уроках.
Второй раздел содержит главы об отдельных прозаических произведениях из школьной программы.
В третьем разделе идет речь о том, как можно организовать работу детей по созданию собственных текстов.
Четвертый раздел содержит на первый взгляд разнородные материалы: автобиографические заметки, послесловие к повести, рассказ о гуманитарном классе, но все они объединены размышлениями о неразрывной связи преподавания с воспитанием в широком смысле.
А в пятом разделе помещены примеры того, как можно заниматься с детьми литературой во внеурочное время, – разработки некоторых литературных игр и экскурсий.
Раздел I
Дети и стихи
Доколь в подлунном мире Жив будет хоть один пиит…[1]
Что стихи? В стихах одни слова…[2]
В нынешнее время, когда общественность всерьез озабочена падением интереса к чтению вообще, вопрос о том, интересует ли детей поэзия, кажется почти издевательским. До того ли… Похоже, сейчас слова «любит поэзию» звучат как весть из выдуманного стерильного мира или как фрагмент формальной характеристики вроде тех, которые прежде составлялись на каждого выпускника и до сих пор пишутся для предъявления в военкомат. Активно участвует, любит поэзию, занимается спортом, вежлив, пользуется авторитетом, политически грамотен…
А между тем школьники, которые любят поэзию, не перевелись – всегда были и сейчас есть. Правда, никогда таких не было большинство, как никогда любители стихов не составляли большинства взрослого населения (вряд ли кто-нибудь всерьез верил в возможность осуществления идиллии, изображенной В.В. Маяковским: «В деревнях – крестьяне, бороды – веники. Сидят папаши, каждый хитр, землю попашет – попишет стихи»[3]). Другое дело, что под любовью или – скромнее – интересом можно понимать разное. Чего мы хотим от этого любящего или интересующегося? Чтобы читал стихи современных поэтов? Перечитывал и учил наизусть стихи, о которых говорили в школе? Читал и запоминал классические, но непрограммные стихи? Участвовал в конкурсах чтецов? Любил читать стихи товарищам? Пел их под гитару? Записывал в тетрадку любимые стихи?
Я думаю, все годится, все считается. Видимо, для многих существует настоятельная потребность слышать и повторять (реже – читать молча) особым образом, необычно соединенные слова о жизни, о чувствах. Нередко этой потребности отвечают явления смежных, пограничных с поэзией сфер, и прежде всего рок-культура. Уже не один десяток лет можно наблюдать, как пятнадцатилетние с серьезными лицами, сгрудившись вокруг гитариста, поют-скандируют: «Не стоит прогибаться под изменчивый мир», «Группа крови на рукаве», «Что же будет с родиной и с нами».
Тут возникает такая то ли этическая, то ли эстетическая проблема: надо ли, чтобы дети – поющие и слушающие – задумывались о качестве поэтического текста? Четверть века назад я была категорична и донимала своих тогдашних десятиклассников разговорами о том, что слова, которые им так нравились, когда они подпевали «Машине времени»:
Тот был умней, кто свой огонь сберег.
Он обогреть других уже не мог,
Но без потерь дожил до теплых дней.
А ты был неправ – ты все спалил за час,
И в этот час большой огонь угас,
Но в этот час стало всем теплей[4],
слишком прямолинейные, лобовые и потому неинтересные. Меня не поняли. Думаю, я была не права. Когда этот класс собирается сейчас, я с удовольствием и без всякого снобизма слушаю, как седеющие отцы семейств поют песни своей юности. Это их поэзия, для большинства другой и не прибавилось.
Кстати, аналогичная сложность возникала и с чистыми стихами, без музыки. Недавно одна бывшая ученица спросила: «Что уж вы так взъелись на Асадова? Давно хочу понять…» А когда она была восьмиклассницей, я горячо боролась с плохой поэзией, пародии вслух читала, разъясняла, чем плохи рифмованные ханжеские прописи. Но ученица от своего любимого не отреклась, чем‑то задели ее стихи о дворняге с благородным сердцем и о том, как по-разному вели себя при встрече с хулиганами «парень со спортивною фигурой и девчонка – тонкий стебелек»[5]. Ее поэзия, ее право. Справедливости ради скажу, что в этом классе вовсе не для всех Эдуард Асадов остался поэтической вершиной, есть и куда более серьезные читатели, точнее, читательницы. Пусть каждый унесет сколько сможет – так думаю я теперь и стараюсь
