взглянул на часы, затем протянул руку.
– Ну, давайте, гляну. У меня, правда, времени мало.
Он взял бумаги у Достоевского, промчался по заголовку «Записки сумасшедшего» и, хмыкнув, принялся читать. За многие годы редакторской работы Дорошенко научился быстро пробегать по тексту, чего ему хватало для общей предварительной оценки. Но здесь, остановившись на четвертой странице, он откинулся на спинку кресла и поднял глаза на Достоевского.
– Ну, Илья Иванович! Вы что, хотите, чтобы меня, как издателя, за публикацию такого текста в лучшем случае закрыли, а вас, как автора, и вовсе посадили? Здесь же все шито белыми нитками, все эти ваши намеки на повелителя стерхов и прочее. Вы же знаете, в какие времена мы живем? Пятая колонна, пособник Госдепа и все в таком роде.
– Так это же сумасшедший писал, какие к нему претензии. И потом, я же там псевдоним поставил.
– Ну, так вот вы и будете в сумасшедшем доме полиции все это объяснять. А меня увольте!
Дорошенко нахмурился и вернул рассказ Достоевскому.
– Простите, мне и в самом деле нужно идти. А вам удачи в издательстве.
Они попрощались. И Достоевскому показалось, что главред не понарошку очень сильно испугался.
Зато директор и главный редактор издательства Крупенин встретил его весьма любезно.
– Здравствуйте, Илья Иванович! Вот, читал вашу последнюю подборку в «Обских рассветах». Мне понравилось. Особенно вот это:
Не всегда бывает утро добрым.
А если была бессонная ночь?
И ты не вскочишь с постели бодрым,
А будешь ноги едва волочь.
А если вчера гулял по полной,
А ночью «болел» опять?
И утром нужно стакан наполнить
Лишь для того, чтобы встать.
Здорово! Талантливо! Но я вдруг подумал, а вы не того? – Крупенин щелкнул себя по кадыку. – Не злоупотребляете?
– Да нет! – засмеялся Достоевский. – Это же все образно.
– Ну да, ну да, коли так! Впрочем, как у нас в народе говорят, талант не пропьешь. Сколько нашего с вами брата сгубила эта проклятая водка, но мы их творения и спустя десятки лет чтим.
– Да нет, серьезно, Борис Борисович, я не пью. Я же школьный учитель, меня бы за пьянку давно выгнали.
– Впрочем, не обижайтесь, это я к слову. Давайте приступим к нашим баранам. Вот договор, читайте, будут вопросы, спрашивайте, если все устраивает, подписываем и я отдаю рукопись в работу. Договор эксклюзивный, на пять лет. Кстати, давно хотел спросить по поводу вашей фамилии. Это не того, не псевдоним?
– Ни в коем случае! Это, как говорится, моя девичья фамилия. Точнее, девичья фамилия моей безвременно ушедшей мамы.
– Как интересно! До вас ни разу после Федора Михайловича не встречал человека с такой фамилией, тем более в творческой среде.
– Теперь встретили, – улыбнулся Достоевский.
Достоевский начал читать договор, Крупенин в это
