лучший пан,
Как светлый пан
Ведёт колонны.
И входит в дом,
И отдан Мир,
И сад немеет.
И супротив царя
Лишь он,
А он сумеет?
За "нех жие",
За "швят" и "крев",
За все разделы –
Пан Доминик,
Что проклял всех,
И был застрелен.
Но помнит Мир,
Тот гордый лик,
А ветер бает:
– Пан Доминик,
Буонапарте проиграет.
2017-2019
Двадцать первое утро
Двадцать первое утро. На Дмитровке дождь золотой.
В феврале не бывает дождя. Оказалось, бывает.
И спешишь из метро, и надежды спешат за тобой.
Улыбаясь прохожим, живая, живая. Живая!
Ты уже не касаешься выстуженной мостовой.
Для тебя мишура над дорогой раскинула прядки.
Этот город жестоко учил оставаться собой.
Всё в порядке? Окей?
Наконец-то с тобой все в порядке.
От запоя ушла в книгочеи, в симфонии Баха.
И курить скоро бросишь, и снова гитаре верна.
Кто вернул тебе душу, кто все твои муки оплакал?
Кто прощение тебе подарил, кем преображена?
Двадцать первые сутки. На солнце горит мишура.
Неудачи? Пройду. Безработица? Преодолею.
Потому что должна. Потому что настала пора.
Только имени не назову. Не осилю. Не смею.
Бологое благое
Бологое. Благое. По-божески
Было выдано нам с тобой.
Лунной ковки белая розочка
И плацкарта ночной покой.
Я вернулась. Прошло немного –
Лет двенадцать уже прошло.
Только знаешь, я верю в Бога
И теперь без тебя светло.
Я не верила. Не искала.
Но недавно один человек
Всё вернул мне. Любовь, пожалуй,
Небо синее. Белый снег.
Теплый ветер. Литературу.
Честь и совесть. Присягу. Свет.
И меня. И простил ту дуру,
Коей я была столько лет.
Он не близко. И не далеко.
Он не рядом. И не со мной.
Это мелочи. Но жестоко
Он потребовал быть собой.
И впервые с того прощанья
Бологое во мне молчит.
Я люблю. Я живу отчаянно.
Но душа моя – не болит.
За Рязанью
За Рязанью снега по пояс,
Тьма курится, буран поёт.
Я сбежала. Мол, успокоюсь,
Мол, подальше сбегу, пройдет.
Обману себя. И забуду
Свет ужаливший. Свет живой.
Не
