style="font-size:15px;"> На него работал и наряд – излишне откровенный для дневного времени и больше подобающий для ужина. И на ее беду приковывающий взгляд к шее. Нет, нельзя – перед глазами встала страшная картина с Милой, белой и чудом что не бездыханной.
Но у этой девицы и запястья были открыты, как нарочно. Она что-то лопотала и крутилась передо мной, подписывая себе приговор.
На этот раз я был аккуратнее – пил, слабо отмечая, что кровь Милы мне нравилась больше, а девица, на мое счастье, тихо млела и словно пьянела с каждым моим глотком – таков побочный эффект, я уже понял. И когда тень моего сознания стала чуть плотнее, возвращая контроль, я замаскировал содеянное под поцелуй. Мда, так недолго добиться слухов, что младший принц кусает придворных. И признаний деду не понадобится.
Но Дуриэль такая Дуриэль, что ничего не поняла и, все так же улыбаясь, побрела к себе. Попадется стражникам – решат, что добралась до отцовских вин.
А я, слава Солнцу, все-таки добрался до Вейдена.
Несмотря на традиционные арочные окна и широкие балконы, обитель лекаря тонула в полумраке. Тому виной тяжелые портьеры, гобелены и тусклые светильники.
Как объяснял он сам – при прямом свете солнца разрушаются свойства многих зелий. И я сейчас этому порадовался, потому что в придачу к обычным симптомам слезились глаза.
– Ваше Высочество! – о моем прибытии тут же доложила стража, и Вейден выбежал, побросав все дела. Он явно оторвался от котла, судя по характерным запахам, усилившимся для меня в разы.
– Дай лекарство, Рин.
Интересно, а где он так срочно возьмет кровь? Или она заготовлена заранее и хранится под заклятием стазиса? Скорее всего.
И до чего сложно не швырнуть принесенный фиал об стену, под влиянием взбесившихся эмоций. Тем более рядом свежая, терпкая ровно в меру, а приходится довольствоваться безвкусным суррогатом. Я принц, сын Феликса Элвелора, а должен побираться всякой дрянью, как бродяга. Вейден вызывал непередаваемое отвращение, как и его «лекарство». Ненавижу! Впервые настолько сильно ненавижу, хотя осколки разума колют мыслью, что лекарь ни при чем, но отказаться от свежей крови настолько больно…
Нет, это не я, не я. А тот монстр, которого желаю выжечь, вытравить, но не могу.
– Благодарю, Рин.
– Вас проводить в покои, Ваше Высочество? Вы бледны.
– Я всегда бледен после приступа, ступай к себе.
Царапнул легкий страх – что, если на этот раз я выгляжу иначе? То есть, действительно по-другому?
Успокоился только в своих покоях, перед зеркалом.
– Для кого прихорашиваешься? – насмешливый голос брата донесся из моего кресла.
И ведь я сразу почувствовал мельчайшие звуки и шорохи, даже звук дыхания, но был слишком обеспокоен возможными внешними метаморфозами.
– Тебе не говорили, что забираться в чужую комнату… ммм… некрасиво?
– А
