принятым решением, а возможно, считал, что это я встревожена. Но я помню тот поцелуй – сухой, формальный, – обычно он целует меня не так. Я никогда не спрашивала его, почему так получилось, но всегда помню об этом.
– Ок. – Рубен выходит из комнаты с бокалом вина в руке, и я слышу, что он идет в спальню.
После его ухода я замечаю, что в лотке для писем на кухонном столе лежит листок, сложенный пополам. Вытаскиваю его, стараясь отвлечься от вихря мыслей, бушующего на задворках сознания. Это бланк заявки. Узнаю свой почерк и разворачиваю лист. Это мое заявление на поступление на курс писательского мастерства. Как я могла забыть? Подношу к свету этот кусочек моей жизни «До». В прошлый вторник я распечатала и заполнила эту форму, но забыла ее отправить. Рубен скрепкой прикрепил к письму марку – он всегда пытается помочь.
Муж возвращается в гостиную, я кладу письмо обратно и сажусь к нему на диван.
– Спасибо за марку, но я не уверена, что сочинительство это мое «Призвание».
Рубен кивает, откладывает в сторону газету, которую читал, и говорит, смотря на меня:
– Тебе не нужно «Призвание».
– Нет?
– Я почти решил судоку. – Рубен показывает мне газету.
Смотрю на нее и подсказываю:
– Там восемь, а там два.
– Ты слишком умная, чтобы быть счастливой, Мерфи, – говорит он. – Ты идешь спать? Возьми с собой вино. Мы уже не сможем такого себе позволить, когда появится крошка Олива.
Он тоже все чаще и чаще говорит о детях. «Скоро», – твердим мы, желая насладиться последними мгновениями жизни только вдвоем.
– Да. – Я снова представляю Сэдика, лежащего на земле лицом вниз.
Я пойду спать вместе с Рубеном, буду читать книгу, пока он обнимает меня, а утром все ему расскажу.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спрашивает Рубен, когда я забираюсь в кровать.
– Сказать что? – бормочу я, глядя на жалюзи, ожидая, что они вспыхнут синим цветом, извещая о прибытии полиции, или что зазвонит телефон.
Ничего не происходит, и я не могу поверить, что действительно сейчас лягу спать.
– Ты знаешь… – говорит Рубен.
Я начала эту игру, а он поддержал, и она стала такой же привычной, как чистка зубов.
– Нет, не знаю.
Рубен с удивлением смотрит на меня:
– Мы не пропускали ни одного дня, – говорит он.
– Я не могу, – отвечаю я. – Ничего на ум не приходит.
Рубен мрачнеет, но не говорит ни слова.
Десять минут спустя здоровой рукой я открываю бар с напитками в нашей маленькой кухоньке и достаю новую бутылку вина. Выпью несколько бокалов, чтобы снять напряжение. Надеюсь, алкоголь поможет мне забыть эту ночь, затмит все, вплоть до того момента, как я толкнула Сэдика.
Рука трясется, пока я открываю штопором бутылку, зажав ее между коленей, – вторая
