мы тогда очень много чего, и среди этих видов были не только непередаваемые по своей красоте пейзажи нашей огромной страны и панорамы городов, были там ещё картины сломанных судеб, несчастного детства, брошенной старости, ужасы болезней, черные души, убитая вера… Мы всё это видели и пытались помогать и бороться. Мы верили в милосердие и чувствовали себя частью большого светлого дела, чувствовали себя нужными, от нас был толк, и это было хорошо.
Поезд наш был создан в рамках и под эгидой Ордена милосердия и социальной защиты имени Академика Андрея Дмитриевича Сахарова. В смысле, не сам поезд, а этот наш грандиозный рейс. Физически-то поезд как транспортное средство был, конечно, создан на вагоно- и локомотивостроительных заводах, а вот идея поезда была воплощена в формате именно этого Ордена. У того сумасшедшего физика-ядерщика из нашего домашнего подшефного дома престарелых, кстати, над кроватью висел портрет того же Сахарова, которого он называл своим учителем. Интересное совпадение.
Нам всем были розданы специальные значки этого Ордена. Значки были круглые, сантиметров пять в диаметре, выполненные в двух цветах – голубом и бежевом, какие-то глянцевые и приятные на ощупь. Очень красивые и очень лаконичные по своему исполнению. Мы все их гордо носили. Как ордена.
В общем, мы были такие социальные жирафо-спасатели. Жирафо – потому что были «жирафчиками», участвуя в подхваченном и перекроенном моей мамой на наш лад американском движении «Жираф», а спасателями – потому что спасали людей, если не физически, вытаскивая их из-под завалов или вынося из горящих домов, то, отводя им, как говорится, душу, даря тепло и просто слушая… С тех самых пор мы все знаем, что чувствует человек растоптанный и окончательно сломленный. Также мы знаем, что для того, чтобы удержать такого человека от последнего шага, часто его надо просто послушать.
Люди
С одной заложницей удела
Знаком был я. Она в тоске.
Два дома женщина имела:
На Кипре домик и в Москве.
Иной бы радовался жизни,
Но сокрушалась она вся,
Толкуя вечно с укоризной,
Что жить вот так совсем нельзя.
«Жизнь на два дома – право, пытка, —
Все время сетует она, —
Сную, как за иголкой нитка,
Из дома в дом. Всё – суета!»
А где-то по соседству с нею,
Согрев лицо свое котом,
Пытался спрятаться от снега
Бездомный нищий под мостом.
Другая женщина всё утро
Кричит на дочь свою подчас:
«Ты вновь меня не слышишь будто!
Пойди, умойся сей же час!»
Не слушает её ребенок,
Все норовит бежать, играть,
За телевизор сесть спросонок
Или все время всем мешать.
Так мучается она, снова
Дитя пытаясь воспитать,
Другая ж
