а позже он появился и на других башнях – Никольской, Троицкой и Боровицкой.
Спасская башня с императорскими орлами
Над проездами башни находились мемориальные доски, на которых были вырезаны надписи на латинском (со стороны Красной площади) и русском (с внутренней стороны) языках: «Ioannes vasilii dei gratia magnus dux volodimeriae moscoviae novogardiae tiferiae plescoviae veticiae ongarie permiae buolgariae et alias totiusque raxiae dominus anno 30 imperii sui has turres condere fecit et statuit petrus antonius solarius mediolanensis anno nativitatis domini 1491 kalendis martiis», которая переводится следующим образом: «Иван Васильевич божьей милостью великий князь владимирский московский новгородский тверской псковский вятский югорский пермский болгарский и иных земель и всея руси государь в лето 30 своего царствования решил и приказал построить сии башни заложил петр антоний солари миланец в лето от рождества господня 1491 мартовские календы». Простой народ, не знающий латынь, считал, что эта надпись заключает в себе проклятие тем, кто не снимает шапку в Спасских воротах. Русская же надпись читается следующим образом: «В лето 6999 иулиа божиею милостию сделана быст сиа стрелница повелением Иоанна Василевича гдра и самодръжца всея русии и великого князя володимерьского и московского и новогородского и псковского и тверьского и югорского и вятского и пермьского и болгарского и иных в 30 лето гдрьства его а делал петр антоние от града медиолана».
Под латинской надписью с наружной стороны находился образ Спасителя, перед которым склонились святые Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский. Обычай ставить иконы над воротами в качестве оберега был широко распространен на Руси и, возможно, произошел еще с языческих времен – вспомним подковы, прибитые над дверью… Иконы же начинают ставить над воротами довольно поздно, примерно с XVI–XVII вв.
Появление этой иконы было связано с событиями, происшедшими в 1521 г., когда Москва ожидала самого худшего – нашествия войск хана Мегмет-Гирея, который «безвестно и скороустремительно достиже во пределы Руськия» и «достигнути и самый хранимый град Москву». Великий князь покинул Москву, и, как рассказывал посол римского императора Герберштейн, «татары навели такой ужас на московитов, что женщины и дети и все, кто не мог сражаться, сбегались в крепость, и в воротах возникла такая давка, что они мешали друг другу и топтали друг друга. От множества народу в крепости стояло такое зловоние, что, пробудь враг под городом три или четыре дня, осажденные погибли бы от заразы…». В это время монахине Вознесенского монастыря привиделось, как из Фроловских ворот выходит «народа бесчисленное множество всякаго возраста, мужеска полу и женьскаго» с иконами, крестами и хоругвями, предводительствуемые московскими святителями, несущими икону Владимирской Богоматери. Навстречу им от торговых рядов направились Сергий Радонежский и Варлаам Хутынский с вопросом: «Чего ради исходите из града сего?» – на что они со слезами ответствовали, что покидают Кремль, «понеже людие страх Божий презреша и о заповедях Божиих нерадиша». Их, однако, уговорили вернуться, но предварительно «молитвы сотворили и все страны
