богатой историей, Москва имеет свои легенды и предания. Исследователь повестей о начале Москвы справедливо отмечает, что исторический факт «окружен в повестях большим количеством вымышленных подробностей. Эти подробности каждый из авторов подбирал, руководствуясь своими задачами, но все они сошлись в свободном обращении с известными историческими событиями…».
Как-то надо было объяснить превращение незаметного поселка, вполне ординарного среди других поселений в обширных лесах северо-востока, в большой город, столицу самого могущественного княжества: «И почему было Москве царством быть и хто знал, что Москве государством слыти». В XVII в. появляются несколько рассказов, толкующих возникновение Москвы. Один такой рассказ повествует о Мосохе Иафетовиче (библейский персонаж, один из сыновей Иафета, родоначальник диких племен на север от Черного и Каспийского морей), пришедшем «в страну Скифскую» и поселившемся на месте «предъизбранном и предълюбезном», которое находилось «над двема реками». Поселенец дал названия обеим рекам – одну назвал по своему имени и по имени жены Ква: получилась Москва, а вторую по имени сына Я и дочери Вуза – Яуза. В этом наивном сказании отразились какие-то воспоминания о древнем поселении, возможно находившемся на высоком холме у слияния рек Москвы и Яузы.
В другом рассказе говорится о киевском боярине Степане Кучке, получившем от князя Юрия Владимировича земли у Москвы-реки и устроившем для себя двор, вокруг которого обосновались и его слуги, и дружина. Он, однако, «возгордевся» и не оказывал должных почестей князю Юрию, почему и поплатился жестоко: князь «повеле его в той час смерти предати». Здесь отражаются древние представления о обязательном жертвоприношении, пролитии крови на месте закладки, и после этого князь Юрий «постави град, нарече имя ему Москва… повеле град Москву населити людьми и распространити». Тот же боярин фигурирует и в более пространном рассказе, где упоминаются сыновья его Петр и Аким и дочь, «благообразна и лепа» Улита. В этом, казалось бы, легендарном рассказе речь идет, однако, об известных летописцу исторических деятелях – участниках заговора против князя Андрея Боголюбского: «…и тако упившеся вином, поидоша на сени. Начальник же убийцам был Петр Кучькович, зять Анбал, Ясин ключник, Яким Кучькович… вземьше оружье, яко зверье дивии…»
На страницах Ипатьевской летописи (одной из древнейших) Москва впервые упомянута в связи с феодальными распрями русских князей, начавшимися после смерти великого князя Киевского Мстислава в 1132 г. Эта дата считается началом долгой эпохи феодальной раздробленности, продолжавшейся около трехсот лет. Единая Киевская Русь распалась на полтора десятка самостоятельных княжеств, где правили свои собственные династии, отпрыски Рюриковичей: так, в Чернигове княжили Олеговичи, в Смоленске – Ростиславичи, во Владимире, Ростове и Суздале – Юрьевичи, но все они по старой памяти добивались великого киевского княжения. Князья объединялись во враждующие группы, нападали друг на друга, разоряли
