не догадывалась, что стала невидимой. Представляете: раза три за дорогу она посмотрела на часы, часы были на невидимой руке, но Ксения их видела, а отсутствия руки не замечала. Так и доехала до Гусляра.
Невидимая Ксения спокойно дошла по ночному Гусляру до своего дома, и если ей встретились два-три обывателя, то они не удивились ее внешнему виду – начисто отсутствовала лишь голова. Но когда она подходила к своему подъезду, к нему же подходил сварливый старик Ложкин, который гулял с собачкой Пушком, беспородным истериком.
Именно эта собачонка и подняла страшный шум, когда увидела, что Ксения явилась домой без головы.
Ложкин не стал собаку одергивать, так как считал ее умной и сторожевой, а сторожить, по его понятию, означало «подавать сигналы по инстанциям».
Сам же он видел плохо, поскольку страдал редкой в наши дни болезнью – куриной слепотой.
Он решил было, что это, верно, не Ксения, а кто-то воровской специальности. Лезет, замаскировавшись.
– Ты куда! – начал кричать. – Ты чего по нашим сараям лазишь?
На шум открылось окно на втором этаже. У этого окна уже давно сидел Корнелий Иванович Удалов, супруг Ксении, который сильно переживал, куда делась благоверная.
– Чего там? – подал голос сверху. – Это ты, Ксюша?
Ответить Ксения не смогла, потому что Ложкин стал оттеснять ее от дома, защищая собственность. Собачка продолжала истерично лаять. Удалов пытался понять, что там, внизу, происходит. И тут из подъезда выскочил профессор Лев Христофорович Минц – в атласном халате, подарке магараджи Вайсуробада, которого Минц избавил от тараканов. Профессор уже давно временно поселился в Великом Гусляре, чтобы в тишине и покое ставить опыты и совершать гениальные открытия. Хотя надо сказать, что ни покоя, ни тишины он тут не нашел.
Итак, выскочив из подъезда на крики и лай, Лев Христофорович увидел Ксению Удалову без головы и кистей рук, Ложкина с собачонкой и Удалова, пытающегося спрыгнуть со второго этажа.
– Спокойно! – сразу оценил ситуацию профессор, которому приходилось наблюдать людей в самых различных обличьях. – Ксения, советую вам немедленно идти домой и ложиться спать.
– Я только сначала душ приму, – ответила Ксения, – а то простужусь. Окоченела вся.
Даже испытанному жизнью Льву Христофоровичу было нелегко слышать голос, который возникал из некой глубины – то есть оттуда, где кончалось тело Ксении Удаловой.
– А ты, Корнелий, – приказал профессор ее мужу, – немедленно, не глядя на Ксению, спускайся ко мне, поговорить надо.
– Ну я пошла? – спросила Ксения.
– Завтра в восемь утра быть у меня! – велел Минц.
А Ложкин тем временем крикнул:
– Так дело не пойдет! Я сейчас милицию вызову.
– Не вызовешь, – спокойно возразил Минц. – Тебе спать пора: врачи прописали.
И тогда во дворе воцарился покой.
Но вскоре, уже дома, вскрикнул Корнелий Иванович: на плохо освещенной лестнице он
